– Прошу прощения, но это ты произнес слова «стилизация», «оппортунизм». Только не оправдывайся, до чего смехотворна твоя забота не говорить по-профессорски.
Более всего Клод боялся причислять себя к университетскому сословию; надо отдать ему справедливость: менее, чем кто-либо, он выглядел академичным.
– Клянусь, с этой стороны я не чувствую себя в опасности, – сухо заметил он. – Обычно это ты вносишь в наши споры некую немецкую тяжеловесность.
– Тяжеловесность… – повторила Элизабет. – Я прекрасно знаю: всякий раз, как я тебе противоречу, ты приписываешь мне педантизм. Ты невообразим, ты не можешь выносить противоречия. То, что ты подразумеваешь под интеллектуальным сотрудничеством, – это тупое одобрение любого твоего мнения. Требуй этого от Сюзанны, но не от меня; я имею несчастье обладать мозгом и стремлюсь пользоваться им.
– Ну вот! Сразу такая озлобленность, – сказал Клод.
Элизабет овладела собой; это было невыносимо, он всегда находил способ свалить вину на нее.
– Я, может, и злобная, – сказала она с убийственным спокойствием. – Но ты не слышишь, как говоришь. Можно подумать, что ты обращаешься к своему классу.
– Не будем опять ссориться, – примирительным тоном сказал Клод.
Она злобно взглянула на него. Этим вечером он определенно решил осыпать ее счастьем, он чувствовал себя нежным, очаровательным и благородным; ладно, он увидит. Она откашлялась, чтобы прочистить голос.
– Откровенно говоря, Клод, неужели ты считаешь, что опыт этого месяца был удачным? – спросила она.
– Какой опыт? – удивился он.
Кровь прилила к щекам Элизабет, и голос ее слегка дрогнул.
– Если после объяснения в прошлом месяце мы сохранили наши отношения, то это в качестве эксперимента, ты забыл?
– Ах да… – отвечал Клод.
Он не принял всерьез мысль о разрыве, естественно, она все потеряла, переспав с ним в тот же вечер. На мгновение она растерялась.
– Так вот, думается, я пришла к заключению, что ситуация невозможная, – продолжала она.
– Невозможная? Почему вдруг невозможная? Что нового произошло?
– Вот именно, ничего, – отвечала Элизабет.
– Тогда объяснись, я не понимаю.
Она заколебалась. Разумеется, он никогда не говорил, что когда-нибудь расстанется с женой, он вообще никогда ничего не обещал, в каком-то смысле он был неуязвим.
– Значит, тебя действительно все устраивает? – спросила Элизабет. – Я ставила нашу любовь гораздо выше. Что у нас за близость? Мы встречаемся в ресторанах, барах или в постели. Это свидания, а я хотела общей жизни с тобой.
– Ты бредишь, дорогая, – сказал Клод. – Между нами нет близости? Но у меня нет ни одной мысли, которой я не делился бы с тобой; ты чудесно меня понимаешь.
– Да, я владею лучшим, что у тебя есть, – сказала вдруг Элизабет. – Видишь ли, по сути, мы должны были ограничиться тем, что два года назад я называла идеологической дружбой; моя вина в том, что я полюбила тебя.
– Но я ведь тоже тебя люблю, – заметил Клод.
– Да, – согласилась она. Это раздражало: его ни в чем нельзя было упрекнуть, либо это будут мелочные упреки.
– Так что? – спросил Клод.
– Ничего, – отвечала Элизабет. В это слово она вложила безысходную тоску, но Клод не пожелал этого замечать; почувствовав облегчение, он обвел все вокруг радостным взглядом и уже готов был переменить тему, когда она поспешно добавила:
– В сущности, ты такой недалекий; тебе никогда не приходило в голову, что я не была счастлива.
– Напрасно ты себя мучаешь, – сказал Клод.
– Наверно, это потому, что я слишком тебя люблю, – задумчиво сказала Элизабет. – Я хотела тебе дать больше того, что ты мог принять. И если говорить откровенно, давать – это определенная манера требовать. Думаю, все это по моей вине.
– Не будем сомневаться в нашей любви, – сказал Клод, – такие разговоры я считаю совершенно бесполезными.
Элизабет с гневом посмотрела на него. Эта волнующая трезвость сознания, делающая ее в эту минуту столь трогательной, хотя он даже неспособен был этого понять, чему она могла послужить? Она вдруг ощутила себя циничной и суровой.
– Не бойся, мы больше не будем сомневаться в нашей любви каждый раз, как встречаемся, – сказала она. – Это-то я и хотела тебе сказать; отныне наши отношения будут совсем в иной плоскости.
– Какой плоскости? В какой плоскости они сейчас? – Клод был весьма раздражен.
– Я хочу, чтобы нас с тобой связывали спокойные дружеские отношения, – сказала она. – Я тоже, тоже устала от всех этих сложностей. Только я не думала, что смогу перестать любить тебя.
– Ты перестала любить меня? – с недоверием спросил Клод.