– Тебе это кажется настолько невероятным? – отозвалась Элизабет. – Пойми меня, я всегда буду сильно привязана к тебе, но ничего больше не буду ждать от тебя и, со своей стороны, верну себе свободу. Так ведь будет лучше?
– Ты бредишь, – сказал Клод.
Краска залила лицо Элизабет.
– Но ты с ума сошел! Говорю тебе, я больше не люблю тебя! Чувства могут меняться; ты даже не понял, что я изменилась.
Клод озадаченно взглянул на нее.
– С каких пор ты перестала меня любить? Ты только что говорила, что слишком любила меня?
– Это раньше я слишком тебя любила. – Она заколебалась. – Я даже не знаю, как я к этому пришла, но это факт, все не так, как прежде. Например… – И она торопливо добавила несколько сдавленным голосом: – Прежде я никогда не могла бы спать ни с кем, кроме тебя.
– Ты с кем-то спишь?
– Тебе это неприятно?
– Кто он? – с любопытством спросил Клод.
– Неважно, ты мне не поверишь.
– Если это правда, было бы честно с твоей стороны предупредить меня.
– Что я сейчас и делаю, – сказала Элизабет. – Я тебя предупреждаю. Ты же все-таки не думал, что я стану советоваться с тобой.
– Кто он? – повторил Клод.
Лицо его исказилось, и Элизабет вдруг испугалась: если он страдает, она тоже будет страдать.
– Гимьо, – неуверенно произнесла она. – Знаешь, это бегун из первого акта.
Это случилось; это было непоправимо, сколько бы она ни отрицала, Клод не поверит ее опровержениям. У нее уже не было времени подумать, следовало идти вперед, ни на что не обращая внимания; во тьме надвигалось что-то страшное.
– У тебя неплохой вкус, – заметил Клод. – Когда ты с ним познакомилась?
– Дней десять назад. Он безумно влюбился в меня.
Лицо Клода оставалось непроницаемым. Он нередко бывал подозрительным и ревнивым, но никогда в этом не признавался; он, скорее, готов был пойти на все, но только не высказать упрек, хотя это никак не успокаивало.
– В конце концов, это решение, – сказал он. – Я всегда думал, что художник не должен ограничиваться одной женщиной.
– Ты быстро наверстаешь потерянное время, – сказала Элизабет. – Да взять хотя бы малютку Шано, которая мечтает упасть в твои объятия.
– Малютка Шано… – Клод поморщился. – Я бы предпочел Жанну Арблей.
– И такое возможно, – согласилась Элизабет.
Она комкала свой носовой платок в повлажневших руках; теперь она осознала опасность, но было уже поздно, отступить не было никакой возможности. Она думала лишь о Сюзанне; а ведь существовали и другие женщины, женщины молодые и красивые, которые полюбят Клода и заставят любить себя.
– Ты думаешь, что у меня будет шанс? – спросил Клод.
– Ты наверняка не вызываешь у нее неприязни, – отвечала Элизабет.
Это было безумие, она продолжала упорствовать и с каждым сказанным словом увязала все больше. Если бы только было можно отказаться от этого тона. Проглотив слюну, она с усилием произнесла:
– Мне не хотелось бы, чтобы ты думал, будто я была неискренна.
Он пристально смотрел на нее; она покраснела, не зная, что говорить дальше.
– Это действительно была неожиданность; я все время собиралась тебе об этом сказать.
Если он и дальше будет смотреть на нее так, она расплачется. Этого ни в коем случае нельзя допустить, это будет трусость, она не должна бороться женским оружием. Однако это все упростило бы; он обнял бы ее за плечи, она прильнула бы к нему, и кошмару пришел бы конец.
– Ты десять дней обманывала меня, – сказал Клод. – Я бы не смог лгать тебе и часу. Я ставил наши отношения так высоко.
Он говорил с печальным достоинством поборника справедливости. Она возмутилась.
– Но ты не был честен со мной, – сказала она. – Ты обещал мне лучшую часть твоей жизни и никогда мне не принадлежал. Ты по-прежнему принадлежал Сюзанне.
– Не станешь же ты упрекать меня за то, что я соблюдал приличия в отношении Сюзанны, – возразил Клод. – Только жалость и признательность диктовали мое поведение по отношению к ней, ты прекрасно знаешь.
– Ничего я не знаю. Я знаю, что ты не оставишь ее ради меня.
– Об этом никогда не было речи, – сказал Клод.
– А если бы я поставила такой вопрос?
– Ты странным образом выбрала момент, – жестко ответил он.
Элизабет умолкла; ни в коем случае ей не следовало бы говорить о Сюзанне, но она не владела собой, и он этим пользовался; она видела его насквозь, слабого, эгоистичного, корыстного и исполненного мелкого самолюбия; он знал свою неправоту, но с безжалостной недобросовестностью хотел навязать свой безупречный образ; он был неспособен даже на малейшее благородное или искреннее движение души; она его ненавидела.