Но вернемся к Франции и посмотрим, выполнила ли она хоть одно из названных мною условий. Я буду говорить не о Карле, а о Людовике – он дольше удерживался в Италии, поэтому его образ действия для нас нагляднее, – и вы убедитесь, что он поступал прямо противоположно тому, как должен поступать государь, чтобы удержать власть над чужой по обычаям и языку страной.
Король Людовик вошел в Италию благодаря венецианцам[12], которые, желая расширить свои владения, потребовали за помощь половину Ломбардии. Я не виню короля за эту сделку: желая ступить в Италию хоть одной ногой и не имея в ней союзников, в особенности после того, как по милости Карла перед Францией захлопнулись все двери, он вынужден был заключать союзы, не выбирая. И он мог бы рассчитывать на успех, если бы не допустил ошибок впоследствии.
Завоевав Ломбардию, он сразу вернул Франции престиж, утраченный ею при Карле: Генуя покорилась, флорентийцы предложили союз[13]; маркиз Мантуанский, герцог Феррарский, дом Бентивольи, графиня Форли, властители Фаэнцы, Пезаро, Римини, Камерино, Пьомбино; Лукка, Пиза, Сиена – все устремились к Людовику с изъявлениями дружбы. Тут-то венецианцам и пришлось убедиться в опрометчивости своего шага: ради двух городов в Ломбардии они отдали под власть короля две трети Италии[14].
Рассудите теперь, как легко было королю закрепить свое преимущество: для этого надо было лишь следовать названным правилам и обеспечить безопасность союзникам; многочисленные, но слабые, в страхе кто перед Церковью, кто перед венецианцами, они вынуждены были искать его покровительства; он же мог бы через них обезопасить себя от тех, кто еще оставался в силе. И однако не успел он войти в Милан, как предпринял обратное: помог Папе Александру захватить Романью.
И не заметил, что этим самым подрывает свое могущество, отталкивает союзников и тех, кто вверился его покровительству, и к тому же значительно укрепляет светскую власть папства, которое и без того крепко властью духовной. Совершив первую ошибку, он вынужден был дальше идти тем же путем, так что ему пришлось самому явиться в Италию[15], чтобы обуздать честолюбие Александра и не дать ему завладеть Тосканой.
Но Людовику как будто мало было того, что он усилил Церковь и оттолкнул союзников: домогаясь Неаполитанского королевства[16], он разделил его с королем Испании, то есть призвал в Италию, где сам был властелином, равного по силе соперника, – как видно, затем, чтобы недовольным и честолюбцам было у кого искать прибежища. Изгнав короля, который мог стать его данником[17], он призвал в королевство государя, который мог изгнать его самого.
Поистине, страсть к завоеваниям – дело естественное и обычное; и тех, кто учитывает при этом свои возможности, все одобрят или же никто не осудит; но достойную осуждения ошибку совершает тот, кто не учитывает своих возможностей и стремится к завоеваниям какой угодно ценой. Франции стоило бы попытаться овладеть Неаполем, если бы она могла сделать это своими силами, но она не должна была добиваться его ценою раздела. Если раздел Ломбардии с венецианцами еще можно оправдать тем, что он позволил королю утвердиться в Италии, то этот второй раздел достоин лишь осуждения, ибо не может быть оправдан подобной необходимостью.
Итак, Людовик совершил общим счетом пять ошибок: изгнал мелких правителей, помог усилению сильного государя внутри Италии, призвал в нее чужеземца, равного себе могуществом, не переселился в Италию, не учредил там колоний.
Эти пять ошибок могли бы оказаться не столь уж пагубными при его жизни, если бы он не совершил шестой: не посягнул на венецианские владения[18]. Венеции следовало дать острастку до того, как он помог усилению Церкви и призвал испанцев, но, совершив обе эти ошибки, нельзя было допускать разгрома Венеции. Оставаясь могущественной, она удерживала бы других от захвата Ломбардии как потому, что сама имела на нее виды, так и потому, что никто не захотел бы вступать в войну с Францией за то, чтобы Ломбардия досталась Венеции, а воевать с Францией и Венецией одновременно ни у кого не хватило бы духу.
Если же мне возразят, что Людовик уступил Романью Александру, а Неаполь – испанскому королю, дабы избежать войны, я отвечу прежними доводами, а именно: что нельзя попустительствовать беспорядку ради того, чтобы избежать войны, ибо войны не избежишь, а преимущество в войне утратишь. Если же мне заметят, что король был связан обещанием Папе – в обмен на расторжение королевского брака[19] и кардинальскую шапку архиепископу Руанскому[20] – помочь захватить Романью, то я отвечу на это в той главе[21], где речь пойдет об обещаниях государей и о том, каким образом следует их исполнять.
12
Венеция рассчитывала расширить свои материковые владения, по соглашению в Блуа (апрель 1499 г.) ей должны были отойти Кремона и Гьярада.
13
Генуя перешла под прямое управление Франции, в нее был назначен французский губернатор; Флоренция предложила поддержать Людовика XII в Ломбардии и Неаполе, с тем что он поможет ей овладеть Пизой.
14
Венецианские приобретения были на самом деле весьма внушительны (Крема, Кремона, Бергамо, Бреша), тогда как Людовику XII досталась остальная часть Миланского герцогства.
15
Людовик XII прибыл в Италию в июле 1502 г., но не из-за угроз Тоскане со стороны Чезаре Борджа, а из-за необходимости готовиться к войне с Испанией.
16
По соглашению в Гренаде (11 ноября 1500 г.), Людовику XII должна была достаться северная часть этого королевства и титул Неаполитанского короля, а Фердинанду Католику – титул герцога Пульи и Калабрии вместе с этими областями.
17
Федерико I Арагонский, король Неаполя (1496–1501), лишенный престола, получил от Людовика XII титул графа Мена (умер в 1504 г.).
18
10 декабря 1508 г. Людовик XII вступил в Камбрейскую Лигу и, разбив венецианцев при Аньяделло (14 мая 1509 г.), завладел Брешей, Бергамо, Кремоной.
19
Людовик XII развелся с Жанной, сестрой Карла VIII, и женился на его вдове, Анне Бретанской. Папское разрешение на развод было доставлено королю лично Чезаре Борджа 12 октября 1498 г.