Когда этика подменяется эстетикой, господствует канон, число, и художник предпочитает аттестовать себя инженером, изобретателем осадных орудий и летательных аппаратов. «Расчисленная музыка» – труп, и так ли уж случайно, что художникам Возрождения понадобился скальпель патологоанатома? Какая тоска по единству, по живой жизни в этих словах «фанатика»! Прозвучит ли еще столь чистый, столь высокий звук в это глухое время? Где там! Гуманистический культ жизни как таковой убил все, замутил источники жизни.
Три с небольшим года продолжалось правление Савонаролы. Неспокойные годы: и Медичи плетут заговоры, и от французских оккупантов приходится откупаться, мало того – из-за Альп явился император, а в самой Италии папа, худший враг Савонаролы, сколачивает против Флоренции лигу итальянских государств. Всё в эти годы держалось на чуде – французский король пугался пророчеств Савонаролы и соглашался на уступки, гражданское ополчение поднималось на защиту города, реформа прививалась. А потом – непонятный оборот, нелепица, к которой мы привыкнем разве что к ХХ веку. Любовь оборачивается ненавистью, вчерашнего спасителя предают. В 1498 году Савонарола был сожжен как еретик – уступка папе и местным противникам монаха, которые давно уже хотели захватить власть. Так устанавливается светская республика, которой и будет служить Макиавелли. Жаль, право, что он, проницательный наблюдатель и скептик, ничего не рассказал нам ни об успехе Савонаролы, ни о причинах его краха. И хотя многие открытия Савонаролы Макиавелли подаст как свои и будет их страстно отстаивать – именно как свои (в том числе едва ли не в первую очередь – народное ополчение, залог национальной свободы), в отличие от Микеланджело он никогда не назовет Савонаролу учителем – хотя бы с маленькой буквы. Вероятно, в глубине души он презирал доминиканца – все, сделанное им, было так ненаучно, не расчленено. Частное письмо, адресованное другу и повествующее о событиях 1498-го (незадолго до гибели Савонаролы), дышит презрением к «вранью» и непрофессионализму доминиканца. Оно написано уже вполне «Макиавелли».
Савонарола подчиняет эстетику этике (не надо подменять понятия, он вовсе не требует от красоты назидательности, он требует именно красоты, то есть – души). Наукам он отводит место в системе цельного знания, историю и политику сопрягает с религией. Очень даже совместимы оказываются христианство и чтение исторической литературы: «Ты плохой христианин. Иди и прочти историю Леонардо д’Ареццо», – советует он деятелю, вздумавшему вернуть избрание по жребию. Главный предмет попечения Савонаролы – демократическая реформа, отдавшая власть в руки Великого совета.
Однако «демократическая реформа» в самой себе содержит парадокс: чтобы продолжать реформу, нужно отчасти поступиться демократией. Савонарола зорко следит за тем, чтобы до власти не добрались противники Дела. И первая попытка Макиавелли поучаствовать в выборах оборачивается неудачей – может быть, он и не был противником Савонаролы, но и к числу его сторонников, из которых формировались руководящие органы, тоже не принадлежал. Так что, кроме идейных разногласий, имелись у Макиавелли и личные счеты. Практическая политика и он в практической политике – вот что главное. Не следует забывать, что Макиавелли был художник. Не подпускать его к делам государственным – все равно что Микеланджело оторвать от его мраморной глыбы. Гибель Савонаролы открыла Макиавелли путь в любимое искусство политики. В 29 лет, в 1498 году Макиавелли избирается секретарем второй канцелярии – докладчиком по иностранным делам. Он обретает свое призвание.
Частная биография наконец слилась с общественной. Дальнейшее хорошо известно.
Четырнадцать с половиной лет государственной службы. Посольства к папе, к итальянским государям, во Францию. Наблюдения за поступками и характерами, предварительные выводы. Отчеты, приводившие в восторг членов второй канцелярии, – ироничные, сжатые, блестящим языком написанные. Не меньший восторг вызывали и частные письма. Никколо умел завернуть анекдотец в духе Боккаччо; не щадя себя, он описывал собственные похождения в поисках шлюхи (он же два месяца на чужбине, без жены), закончившиеся тем, что его буквально стошнило при виде отвратной девки. И впрямь, что есть красота без души? Подавая себя на бумаге похабником и циником, был между тем нежнейшим мужем и отцом множества детей. Отправляясь в очередное посольство, хоть и радовался профессиональной востребованности, сокрушался о разлуке с домом.
1
Пер. А. Волынского в кн.: Паскуаль Вилари. Джироламо Савонарола и его время. М.: Астрель, 2004. Стр. 341.