Чтобы не доводить дело до маразматических теорий, в которых Кац был тоже мастак, я заявил:
– Ладно, парень, давай заканчивать. Я понял, что средства на наши авантюры можно взять только в казне, и значит, моя задача при посещении брата усложняется. Придется не только укреплять его морально, но и выжимать из Николая II средства на производство напалма и «Катюш».
После этой реплики наше переливание из пустого в порожнее прекратилось. Правда, мы еще переговорили о том, что великий князь должен успеть сделать перед отъездом. Бронепоезд отправлялся в Могилев вечером, и времени, чтобы успеть в обязательном порядке посетить Синод, вполне хватало. Высказанные Кацем мысли, чего я должен добиться при встрече с обер-прокурором Синода, Николаем Павловичем Раевым, окончательно погрузили меня в прострацию. Уже плохо соображая, я, пожав руку своему другу, отправился к себе в особняк. Там мне предстояла еще одна обязанность великого князя, но скажу прямо, довольно-таки приятная процедура прощальной ночи с женой.
В эту ночь мне выспаться не удалось, и в этом виновата не жена, а я сам. Хотя вначале все пошло, как в моих грезах – романтический ужин с Натальей, а потом проверка мягкости великокняжеской перины. По всей логике, утомленный любовными играми, я должен был уснуть, как моя партнерша, но не тут-то было. Любопытство и желание подготовиться к завтрашней встрече с обер-прокурором Синода Раевым перебили весь сон. Еще бы, ведь это была ответственнейшая встреча с одним из высших государственных чиновников в царской России. Он на правах министра руководил Святейшим Синодом Российской Православной Церкви и Ведомством православного исповедания, которое обладало статусом государственной религии. Это мне объяснила Наталья, которая уже не удивлялась, когда я ее просил рассказать мне о вещах, которые знал любой интеллигентный человек. Она пояснила, что Святейший Правительствующий Синод (в переводе с греческого «сходка», «собрание», «собор») – высший орган церковно-административной власти Русской Православной Церкви, заменявший собой патриарха.
С такой информацией идти на встречу с обер-прокурором Синода было чревато полным провалом. Тут не отмажешься потерей памяти в результате удара молнии или тем, что огрубел на фронте, командуя «Дикой» дивизией. Тут вопрос веры и встреча с иерархом православной церкви, являющейся столпом государства. Если мы с Кацем хотим чего-то добиться, то без помощи церкви или, по крайней мере, одобрения наших действий это сделать невозможно. Я, конечно, уже встречался с одним из церковных иерархов, с епархиальным архиереем Петрограда, митрополитом Питиримом, но тогда я был с Гучковым, который и вел разговор. А я только поддакивал и грозно хмурил брови, когда разговор зашел о германцах и об успехах православного воинства в ходе Брусиловского прорыва. Тут этот номер не пройдет, нужна какая-то изюминка, чтобы отвести внимание обер-прокурора от моей персоны. А где ее искать?
Выход был, и он занозой сидел в моем мозгу все время после того, как я вышел из Смольного. А вышел я не пустой – в руке нес папку, которую передал мне Кац. А еще днем ее вручили ему бундовцы. Это были материалы на основных деятелей Российской империи, тщательно подобранные аналитической службой Бунда. Именно то, что было нужно нам – выходцам из другого времени, чтобы разобраться в местном бедламе. И не просто разобраться, а воздействовать в нужном направлении на фигурантов, негативная информация на которых присутствовала в этих документах. Это была поистине золотая папка, это понимали как я, так и мой друг. А еще Кац осознавал, что только в руках великого князя эта папка превратится в золотой ключик, который поможет открыть многие наглухо запертые для нас двери. Поэтому он мне ее и передал.