Я не стану останавливаться более ни на Гелиогабале, ни на Макрине, ни на Юлиане, – все эти лица были настолько жалки, что немедленно за получением власти, утрачивали ее, – и, переходя к выводу из всего мною сказанного, повторяю, что современным государям легче удержать свою власть, чем это было римским императорам. Им предстоит одною трудностью меньше. Трудность эта – чрезвычайные меры для удовлетворения солдат. Конечно и они должны несколько озабочиваться тем, чтобы войска были ими довольны, но это не представляется особенно затруднительным, так как никому из этих государей не приходится иметь дело с войсками, которые подобно римским были бы, так сказать, запанибрата с прежними правительствами и отдельными управлениями областей. Римские императоры были поставлены в необходимость угождать войскам в ущерб народу, так как войска были могущественнее народа; ныне же главною заботою государей должно быть удовлетворение народа, так как народ сделался могущественным. Исключения в этом смысле составляют разве только Турция и Египет.
Я исключаю турецкого султана, так как он, обязанный содержать постоянное войско в 20 т. пехоты и 15 т. кавалерии, для личной своей охраны – от чего зависит прочность и безопасность его государства, – должен поневоле стараться привязать их к себе, прежде всякой заботы об удовлетворении народа. Точно так же и правитель Египта, находящийся совершенно в руках своих солдат, должен преимущественно стараться выиграть в их расположении, несмотря на то, понравится это или нет народу. Замечу при этом, что Египет представляет собою государство исключительное, по своему устройству, в среде других государств, и подобное разве только владениям папы, так как правители там не наследственны, и вместе с тем, Египет не представляет собою типа вновь возникающего государства. В самом деле, по смерти правителя, его дети ему там не наследуют, но его наследник выбирается особыми лицами, которым вверено такое избрание, и вместе с тем, так как такое учреждение в Египте – учреждение древнее, освященное преданием, то после такого выбора в стране не представляется тех трудностей, какие мы видим обыкновенно во вновь возникающих монархиях. Правитель бывает новый, но порядки в государстве остаются старые, и все представляет собою такой вид, как будто бы вновь избранное лицо получило престол по праву престолонаследия.
Возвращаясь к предмету моего исследования, замечу, что всякий, кто станет раздумывать обо всем, что я уже сказал, легко увидит, что причиною гибели римских императоров, о которых я упоминал, были заслуженные ими ненависть или презрение, и его нисколько не удивит, что, несмотря на то, что одни из них действовали одним, а другие совершенно противоположным образом, – все они погибли, за исключением только двоих, из которых каждый был как бы представителем этих двух противоположных способов действия. Читатель поймет, что Пертинаксу и Александру Северу, государям выборным, было неблагоразумно, и даже пагубно, подражать Марку Аврелию, государю наследственному, и что точно так же Каракалла, Коммод и Максимин, погубили себя, желая подражать Северу, так как они не имели тех личных высоких качеств, обладание которыми, одно только давало бы им право идти по его следам.
Скажу, кроме всего этого, что всякий новый государь может и должен, не подражать Марку Аврелию или Северу, но последовать и усвоить в примере Севера все то, что для него необходимо для упрочения своей власти, а в примере Марка Аврелия – все, что для него может быть полезным, для поддержания прочности и славы государства издавна учрежденного и прочно установившегося.