Закутанный в меха, но все равно зябнущий парс Артак кланяться в пояс не стал. Лишь кивнул:
– Доброе утро, госпожа моя!
– И тебе добра! Велю получше печь растопить. Вижу – мерзнешь.
– Благодарю за заботу! Старость не делает кровь горячее.
Рёрех хмыкнул. Он был намного старше парса, но на холод не жаловался. Ну да он и родился на севере, у Балтийского моря, а парс – на земле иранской, где снег бывает только высоко в горах.
– Стол накрыт в трапезной, окажите милость – откушайте, – ласково проговорила Сладислава.
– Благодарим сердечно, хозяюшка, – вежливо отозвались оба.
Варяг и парс нисколько не сомневались, что завтрак их ждет. Но им было в радость проявить уважение боярыне. Так же как и ей – им. Родные, чай. А после того, как втроем выхаживали воеводу от страшных ран, полученных на острове Хорса в последнем бою князя Святослава, меж ними, столь разными, установилась такая прочная связь, какая редко бывает и у кровных родичей.
Сладислава двинулась дальше, аккуратно, чтоб не зачерпнуть снег, приминая сугроб желтыми сафьяновым сапожками, отороченными мехом и украшенными жемчугом, а деды двинулись к крыльцу, чтобы составить компанию боярину-воеводе. Кроме них нынче – некому. Старший сын князь-воеводы Артём – в своей вотчине, Угличе, Богуслав – в дальнем походе, приемный сын Илья гостит у Стемида Большого, князя белозерского, а дочь Дана – в Тмуторокани, с мужем Йонахом.
Нельзя сказать, что большой дом князь-воеводы опустел. Что ни день – гости, свои и заморские. На подворье – тридцать три дружинника и вдвое больше челяди…
Да только завтракать хозяин любит с теми, кого почитает ровней. А таких дома четверо: Рёрех, Артак да сам воевода. Ну и Сладислава, конечно, хотя она давно уж позавтракала. Ее день начинается затемно.
– Воевода, к тебе ромей! – Отрок из ближней дружины, беспардонно ввалившийся в горницу, заставил Духарева отвлечься от письма. А письмо между тем было весьма интересное – от сына Богуслава.
Проделав далекий трехмесячный путь аж из самого Багдада, послание оказалось в руках боярина только вчера. Булгарский купец доставил. Однако сразу читать его Сергей не стал. Вскрыл, убедился, что написано сыном собственноручно, сообщил об этом жене – и отложил удовольствие на утро.
– Пусть ромей подождет, – недовольно проворчал воевода.
И вернулся к чтению. Письмо было почти сплошь позитивное. Богуслав сумел отыскать в Багдаде нужных людей, установил деловые контакты.
Вообще-то предполагалось, что Богуслав не поедет дальше Шемахи, но выяснилось, что почтенный булгарский лекарь и ученый Юсуф ибн Сулейман направляется именно в Багдад и там у него вроде бы неплохие связи. Поразмыслив, Богуслав решил, что стоит продолжить путь. И не ошибся. Булгарский ученый действительно пользовался в Багдаде известностью. Богуслав арендовал дом, в котором поселился вместе с Юсуфом, – и опять не прогадал. О русах в столице халифата тоже знали: торговали уж лет сто, не меньше. Но инициатива всегда исходила от арабов, и арабские купцы были не склонны пускать конкурентов в собственный огород. Однако не купцы были главными в Багдаде. Даже те из них, кто отважно пускался в столь далекий путь.
Уже на третий день после того, как Богуслав поселился в Багдаде, его дом посетили несколько ученых мужей весьма серьезного уровня. Беседовали на арабском, но Богуслав многое понимал, потому что уже успел прилично овладеть и этим языком. Равно как и Лучинка. Они очень старались, ведь арабский был «базовым» научным языком Востока. Примерно как латынь – на Западе.
Само собой, Лучинку к непосредственной беседе не допустили. Не те здесь законы. Зато разрешили побыть за занавеской и даже ответить на пару-тройку вопросов.
Следующее научное сборище прошло в расширенном составе…
Так и повелось. Богуслав готовил угощение, а ученые мужи вкушали яства, потребляли шербет и обменивались мудростью. Расспрашивали и Богуслава. О жизни и нравах русов и варягов в Багдаде истории ходили самые экзотические. Еще ученых мужей (а по совместительству – советников власть имущих) весьма интересовал пришедший в упадок Хузарский хаканат. Кое-кто в арабском мире был совсем не прочь прибрать к рукам богатые и выгодно расположенные земли. Впрочем, Богуслав об этом интересе ведал и раньше. Еще он понимал: у арабов – получится. Отец в свое время объяснил и обосновал: русам весь хаканат не удержать. Хорошо, если удастся сохранить за собой хотя бы треть. По-любому, Каспий для Руси потерян. Владимир – не Святослав.
Богуслав на вопросы отвечал охотно и почти честно. В итоге заручился доверием и поддержкой весомых в «правительстве» людей. И получил «добро» на основание собственного представительства в Багдаде. С серьезными таможенными льготами.
Само собой – не бесплатно. Золотишка занести пришлось изрядно. И наличкой, и «чеками». Но дело сделано.
Пока «подворье» торгового дома «Духарев и семья» пришлось укомплектовать почти исключительно местным контингентом. Богуслав оставил для надзора парочку своих (больше и не было), выкупил дом, в котором жил всё это время, и отдал часть его в распоряжение Юсуфа ибн Сулеймана. Тот был весьма признателен и пообещал присмотреть за тем, чтобы русов не обижали. Авторитет Юсуфа в Багдаде весьма приподнялся, когда он вылечил одну из жен халифа от какой-то застарелой болячки.
«Готовь, батя, большой караван, – писал сын. – Грамоты нужные и подорожные я привезу».
В обратный путь Богуслав тоже собирался не порожняком, а с неслабым обозом.
Об этом Духарев догадался, прочитав о том, что сын намерен нанять дополнительную охрану из местных. Если уж самого Богуслава и одиннадцати дружинников для обороны недостаточно, значит, товар они повезут недешевый.
Ответ писать смысла не было. Да и куда? Сейчас Богуслав и его спутники уже в пути и, скорее всего, уже движутся по берегу Каспийского, вернее Хвалынского моря.
Сергей свернул письмо и уложил в футляр.
Молодец, сын! Конечно, Богуслав не с пустыми руками шел. Были деньги, была кое-какая информация о полезных людях в халифате, почерпнутая из «библиотеки» хузарского хакана Йосыпа, доставшейся Сергею как доля добычи во время захвата Итиля. Тем не менее задача была – труднейшая. Переговоры на чужой земле – это не мечом рубать. Тут соображать надо.
Вот и ладно. А теперь можно и поглядеть, что за ромей пожаловал на боярское подворье с утра пораньше.
Ромей, которого Сергей заставил дожидаться в «предбаннике», оказался не простым. Аж целым главой киевской византийской общины.
Звали его Кирилл Спат. Человек формально торговый, но, судя по некоторым деталям, с немалым военным опытом. Ну и шпион, разумеется. Вернее, резидент.
К Духареву он проявил почтение. Поклонился низенько: младший – старшему.
Не потому, что Сергей – воевода, боярин и ближник княжий, – для природного ромея все русы: хоть боярин, хоть смерд – дикие скифы. Не боярину Серегею кланялся ромей – спафарию Сергию. Спафарий – серьезный титул в империи[1]. С кучей прав и даже ежегодным пожалованием от двора. Хотя пожалование – тьфу! – в сравнении с теми бабками, которые стоил сам титул.
Первым его прикупил Мышата. Ему обошлось дешевле, потому что он и во дворец был вхож, и весьма полезным считался. Даже с самим паракимоменом[2] «премьер-министром» Василием, всевластным константинопольским евнухом, был общения удостоен. Однако титул спафария по наследству не передается даже сыновьям. В отличие от имущества. Которое хоть и передается (после уплаты соответствующего налога), но уже без добытых прежним владельцем налоговых льгот и прочих привилегий. Так что и с имуществом (и немалым) сразу возникли бы проблемы, не купи Сергей титул. Это как в России в бандитские времена: купил автомобиль «не по чину», придут конкретные пацаны и отнимут. Так что – пришлось. Зато спафарию Сергию «дом на набережной» в Константинополе, изрядное поместье на морском побережье, сады, виноградники, оливковые рощи и прочие материальные ценности – в самый раз.