– На какие и кому?
– Мы хотим уйти с почетом из города, и ты нас не станешь преследовать три дня.
– А мы – это кто?
– Халиф и его воины.
– Нет.
– Но почему? Мы ведь сдаем тебе город и уходим из Иудеи.
– Вчера были большие рыбы и по три шекеля, сегодня маленькие и по пять, – пожав плечами, возразил Ярослав. – Вы проиграли полевую битву при Иерусалиме. Вы проиграли оборону города. И в этих условиях вы хотите, чтобы я согласился на старые условия?
– Город еще держится.
– Не обманывайте хотя бы себя. Трое ворот у него вскрыто. И ваши люди не в силах выбить моих комитатов за стены.
– Но и ты, уважаемый, не можешь пройти в город. Мы предлагаем тебе очень выгодный вариант. И ты сможешь избежать гибели своей армии, которая совершенно придет в негодность после решительного приступа.
– Не могу войти или не хочу?
– Что?
– Я не могу протий дальше в Иерусалим или не хочу, ожидая торга? – Повторил свой вопрос Ярослав. – Молчите? А я вам скажу. Что за весь ночной бой у меня всего трое убитых и дюжина раненых. Это ли следствие непреодолимой обороны? Сколько убито у вас? Сколько ранено у вас? Только на отражение ваших контратак мои люди убили больше двух сотен. Их тела пришлось выносить за стену, из-за чего я знаю с точностью до человека ваши потери убитыми на месте в стычках со мной.
– И все же ты не спешишь атаковать.
– Не спешу.
– Почему?
– Я не желаю лишней крови. Поэтому давал вам возможность поговорить и предложить мирное решение нашего конфликта. Не такое глупое, конечно, что вы предложили. Но все же.
– И что же ты хочешь нам предложить?
– Мне нужно, чтобы вы выполнили три условия. Первое. Ваши воины снимают с себя доспехи и оружие, золото и серебро и уходят на своих двоих, унося воды и провианта столько, сколько унесут на себе. Это первое условие.
– Оно уже немыслимо!
– Второе условие. Халиф и все его родственники остаются моими гостями.
– НЕТ!
– Третье условие. Все, кто пожелает покинуть город обязуется принести клятву своей бессмертной душой, что более никогда не будет воевать против меня или Империи.
– Уважаемый, ты ставишь невыполнимые условия.
– На иных условиях я не вижу смысла заключать с вами мир, кем бы вы ни были. Вы все умные люди и прекрасно понимаете, что я не могу себе позволить оставить за своей спиной армию.
– Но ведь ты, уважаемый, уйдешь из Иудеи. Какая тебе разница – будет здесь армия или нет?
– Я пообещал возрождение царства Иудейского, в котором будет править ребенок рожденной от меня. Так что получается, что я уйду. Но недалеко. И в любой момент смогу вернуться для решения местных проблем. Сами понимаете – бросать ребенка на произвол судьбы глупость несусветная.
– Понимаем, – кивнули переговорщики.
– Ступайте. Думайте. Даю вам время до рассвета.
– Или что?
– Или я возьму Иерусалим и всех, кто окажет сопротивление уничтожу.
Переговорщики ушли. А Ярослав устало потер виски. Как же он уже устал от войн и всей этой суеты.
Адасса. Он надеялся, что тех нескольких недель, что он провел с ней в Яффе оказалось достаточно для беременности. И далее их пути пересекаться не станут. Не так, чтобы она ему не нравилась. Просто он был женат и не стремился к изменам ради измен. Разве что вот так – в рамках политической целесообразности.
– Уважаемый переживает? – Тихо спросил подошедший коэн.
– Мы с тобой, друг мой, взлезли в удивительную авантюру, – тихо произнес Ярослав не открывая глаз.
– Знаю.
– Пелагея может не простить.
– Пелагея сейчас у Василевса. Уверен, он прикладывает все усилия к тому, чтобы из дикарки воспитать ромейку.
– За столь небольшой промежуток времени это сделать совершенно немыслимо.
– Но он все равно пытается. Хотя бы в чем-то.
– Какой ему резон пытаться спасти мою семью?
– Контроль, – улыбнулся коэн. – Пока ты скован узами брака с Пелагеей ты находишься под каким-никаким, а контролем. Потому что не можешь взять в жены представительницу какого-то влиятельного дома и составить победную партию. Кто стоит за Пелагеей? Только дикари из северных лесов. Для Империи они никто и звать их никак. Она же сама – варварская нобилиссима. Да, ее признали твоей женой и приняли в августейшую семью. Но только потому, что за ней никого нет.
– Ошибочное суждение.
– Может и так, – не стал спорить коэн, – но для Константинополя она угрозы не несет. Твой союз с ней выгоден Василевсу и категорически не выгоден придворным партиям. Даже твоей. Она в их глазах – большая помеха.
– Думаешь убьют?
– О нет, – улыбнулся коэн. – Не сейчас, во всяком случае. Ибо убийство Пелагеи в сложившихся условиях – это смертный приговор. Такой промашки им не простит Василевс. Да и ты, я полагаю, поучаствуешь, вырезав род убийц под самый корень. Поэтому можешь не переживать. Ее жизни и здоровью ничто не угрожает. Что же до Адассы, то Василевс постарается ей все объяснить и подготовить.
– А что сама Адасса? Она ведь может не забеременеть или не родить.
– Это тоже тебя тревожить не должно. Если случится такая беда, мы привезем тебе ее в гости. А если так окажется, что Всевышний не одарит вас детьми, то подберем другую девушку, чистую душой и телом.
– Интриги… – покачал головой Ярослав. – Ненавижу интриги.
– Какие же это интриги? – По-отечески улыбнулся коэн.
Наш герой тяжело вздохнул и, еще раз потерев виски, отправился готовиться. Он был уверен – ни халиф, ни его полевые командиры не пойдут на его условия. А значит нужно было готовиться к битве.
Больше всего его смущал один момент.
Небольшой отряд в любой момент мог покинуть город верхом. И уйти. Но ни халиф, ни его полевые командиры не стремились так поступить. Почему? Что их останавливало?
Понятно, халиф был заложником ситуации. Он вообще не принадлежал сам себе. А его командиры? Неужели они верили в то, что смогут в уличных боях одержать победу? Или они чего-то ждали?
– Ты опять какой-то напряженный, – произнес прищуренный Ивар, бесшумно подошедший к Ярославу, обходящего обозное хозяйство.
– Они что-то готовят.
– Ты уверен?
– Либо они ждут подкрепления, либо что-то готовят. Насколько мне известно – на текущий момент все полевые армии халифа разбиты. Во всяком случае в месяце пешего перехода. Из Аравии идти пока некому. Из Северной Африки им не пройти – там Александрия с греками. Весьма крепкий город. Из восточной Персии им тоже не пройти – там твой брат Бьёрн в Багдаде и Убба в Эдессе. Плюс армяне сильно укрепились. Помощи Иерусалиму ждать неоткуда. Но они упорствуют. Значит они что-то задумали.
– Почему они упорствуют, я понимаю.
– Не понимаешь, – перебил его Ярослав. – Клятва данная мусульманином иноверцу может быть нарушена без греха. Ибо силы не имеет. Ты не знал? Значит теперь знаешь. Не верь на будущее таким клятвам, ибо лукавы. Да, человек, что их принесет может быть порядочным и выполнит сказанное. А если нет? А если так сложатся обстоятельства? В любом случае, в предложенных мною условиях у них оставалось масса лазеек. Но они не стали ими пользоваться. Почему? Вопрос. И он меня тревожит.
– Вечно ты слишком много думаешь, – смешливо фыркнул Ивар.
Ярослав развернулся к нему и хотел было уже что-то сказать, но промолчал. Глаза у него не смеялись. Да и вся эта смешливость была напускная. Он тоже задумался. Дикий и резкий он отличался самым выдающимся умом среди всех своих братьев. Вот и сейчас не оплошал, понял что к чему, а потом молча кивнул Ярославу и удалил, чтобы отдать распоряжения своим людям и попытаться разведать обстановку…
Глава 6
867 год, 4 марта, Константинополь
Пелагея сидела у окна и задумчиво смотрела на гудящий город. Большой, просто огромный город. Настолько большой, что по сравнению с ним их Новый Рим выглядел усмешкой.