Князь Андрей не вынес тяжести заточения и вскорости помер. Но и его заточительница ненамного пережила его — через полгода прозвонили колокола и по ней. После её смерти зачались бесконечные боярские свары за власть. Глинских сменяли Шуйские, Шуйских — Бельские, Бельских опять Шуйские... Иван в ту пору был ещё мал, на девятом году, и не мог вмешаться в их усобицы, но наиболее дальновидные из бояр понимали, что скоро всё изменится: этот ребёнок вырастет и непременно заявит свои права и тогда им придётся бороться за власть уже с ним, с великим князем. Но такую борьбу, чтобы она не выглядела простым противлением и была в какой-то мере законной, можно было вести, лишь прикидываясь кем-то, — тем, кто имел бы хоть какие-нибудь права на великокняжеский престол. Этим кем-то был сын Андрея Старицкого — Владимир, продолжавший и после смерти отца оставаться с матерью в заточении. Стараниями Шуйских и Бельских Владимир и его мать были освобождены из темницы. Владимиру была возвращена отцовская вотчина, и на Руси вновь появился удельный князь, а у московского государя — соперник.
3
В далёком Пскове воевода и наместник псковский князь Дмитрий Куракин принимал нежданного гостя, — принимал с опаской, затворившись с ним в обиходных хоромах. Необычный был гость, и явился он к воеводе необычно...
Утром пришёл на наместничье подворье подьячий из таможенной избы — доложить князю, что приехал из понизовых городов купец незнаемый с кызылбашским да с иным заморским товаром, с узорочьем всяким, с жемчугом, с каменьями... Такой товар, прежде чем пускать в продажу, должен быть непременно явлен наместнику, боярам, боярыням, чтобы могли они сперва для себя отобрать всё, что им приглянется. Так ведётся исстари, о том и в судебниках записано: на Москве заморские товары первым смотрит государь, в иных городах — наместники.
Велел князь Дмитрий призвать того купца понизового. Княгиню свою позвал. Купец явился не мешкая, принёс образцы товаров, разложил их перед князем и княгиней, стал угодливо предлагать:
— Проше! Вельможна пани! Вельможный пан! Для вас найлепший товар! Проше!
Князь Дмитрий одним глазом на товар, другим — на купчину. Насторожил его этот понизовый — и выговором своим польским, и обликом. Хоть и в нерусские одежды обряжен, и безбород, как латынянин, а русское, сердцевинное, кондовое, так и выпирает наружу.
Купец слазил в свою огромную заплечную сумку, оставленную у порога, вынул из неё ларчик, из ларчика — несколько серебряных перстней с камнями. Воеводе они не приглянулись.
— Можливе, шановный князь, хце мець на своей руке таки персцень? — Купец захлопнул ларчик, рука его быстро юркнула за пазуху, и он, усторожливо вметившись в глаза князя, протянул ему массивную золотую жуковину. Воевода взглянул на неё и, не будь перед ним этих усторожливых, вонзистых глаз, наверняка не удержал бы в себе своего великого изумления: купец показывал ему их родовую реликвию — перстень с древним гербом первых Гедиминовичей[22], от которых вели свой род и Куракины.
Воевода взял перстень, с нарочитой внимательностью принялся его рассматривать, прикидывая тем временем в уме, что бы всё это могло значить и как ему повести себя?
— Ежели вельможный князь не може тераз заплациць, нехай вызначе иной час, — поспешил с подсказкой купец, давая понять князю, что хочет с ним встретиться в иной обстановке.
— Приходи нынче... после обедни, — решил воевода. Дольше вытерпеть он не смог бы и сам.
В урочный час купец явился. Князь Дмитрий для виду, чтоб и челядь не заподозрила чего-нибудь, потомил его в сенях, сам томясь в горнице, а когда позвал — прокрался с ним укромным проходом в обиходные, нежилые хоромы и запёрся на засов в отводной[23] горенке.
Говорили тоже с утайкой — вполголоса.
— Я не купец... И русский.
— То и дурно видно. По единому твоему наречью ляцкому.
— Худо, коли так... Намеренно образ купецкий принял, чтоб царских соглядатаев обвести. Больно их много повсюду.
— Царских соглядатаев, буде, и обвёл, а меня — нет. Говори, что там брат? Беда какая стряслась иль иное что?
22