— Вполне возможно. Поэтому я и говорю — никогда не знаешь, чего ждать от этого властелина. Он, несомненно, тонкий политик... хотя и в своём варварском духе. Скорее всего условием освобождения магистра он поставит участие нашего ордена в войне против короля Зигмунда.
— «Нашего ордена»... — Комтур фон Беверн горько усмехнулся и, тяжело поднявшись из кресла, прошёлся по палате. — Нашего ордена, Иоахим, не существует уже три года, и мы, ливонское рыцарство, теперь непонятно что... некий придаток ордена Тевтонского, тоже доживающего в Пруссии свой век. Три с половиной столетия, триста пятьдесят лет славы и побед во имя Господа, ради утверждения христианства в диком языческом краю, — и где это всё? Последний магистр великого братства меченосцев стал смехотворным герцогом Курляндским, вассалом польского короля... поистине так проходит слава мира сего, всё становится прахом. И я скажу вам со всей откровенностью, мой дорогой доктор Лурцинг, что теперь меня в конечном счёте не так уж волнует вопрос, вернётся ли из московского плена Вильгельм фон Фюрстенберг или окончит свои дни на чужбине... не видя воочию всего того, что творится на развалинах некогда могучего орденского государства. Говорят, Иоанн пожаловал ему небольшое владение...
— Да, в Любиме — меж Ярославлем и Вологдой, полтораста вёрст от Москвы[9].
— Что ж, он сможет вести там более или менее достойный образ жизни... по крайней мере не в темнице. Возможно, так оно и лучше.
— Позволю себе заметить... — Юрист замялся. — Господин барон сам себе противоречит... вы сказали, что именно ради освобождения магистра согласились принять на себя эту миссию...
— Да. Да! Я так сказал, дорогой Иоахим. Но видимо, пришло время открыть вам и другую — важнейшую для меня — причину моего согласия. Если я не сделал этого раньше, то лишь потому, что это... как бы сказать... дело сугубо семейного свойства, и я надеялся разрешить его без посторонней помощи. Теперь же вижу, что без вашей, любезный Иоахим, мне не обойтись.
— Я польщён тем, что господин барон счёл возможным сделать меня своим конфидентом.
— Да, мне придётся просить вас о посильном содействии. Вкратце дело сводится к следующему. Младшая из моих сестёр была некогда взята фрейлиной к богемскому двору и там вышла замуж за богемского же дворянина... небогатого, но хорошего рода. Я не называю имён, теперь они уже не имеют значения — вы поймёте почему. Брак был бездетным и недолгим, зять пал в злосчастной битве при Мохаче, рядом с королём Людвигом.
— Давняя история, — пробормотал Лурцинг.
— Да, без малого сорок лет. Сестра была очень молода, и по прошествии двух-трёх лет родственники стали принуждать её к новому замужеству... ей нежелательному. Я сам был тогда мальчишкой, и, естественно, в подробности меня не посвящали, но там были замешаны имущественные интересы, так что... ну вы понимаете. Короче, Анне это надоело, и она сбежала.
— Сбежала?
— Именно так. Сбежала! И знаете с кем? С одним московитом из посольства великого князя Василия. Этот человек захворал, когда посольство остановилось в замке переночевать, и его оставили до выздоровления, чтобы забрать на обратном пути. Сестра сбежала с ним, переодевшись татарским конником, — так, во всяком случае, показал один из слуг.
— И что же, её не догнали?
— Помилуйте, Иоахим, несанкционированное задержание иностранного посольства, проверка его людей...
— Да, да, конечно, я сказал глупость.
— Вероятно, санкцию можно было бы получить, но это был бы скандал, огласка! Нет, шума поднимать не стали. Сестра так и исчезла, в семье считалось, что московиты её убили. Но вскоре после смерти великого князя один купец привёз из Москвы письмо — Анна сообщала, что замужем и имеет сына, а ещё двое детей прожили недолго. Это было единственное от неё известие за все годы.
— Я понимаю. И вы думаете, что есть надежда... Я хочу сказать — господин барон рассчитывает найти...
— Сестру? О нет. Нет, это едва ли возможно, столько лет прошло... да и зачем? Мне, уважаемый, хотелось бы найти своего племянника.
Лурцинг помолчал, вздохнул:
— Теперь и я спрошу — зачем?
— Не знаю, — пожал плечами комтур. — Пожалуй, просто старческая причуда.
— Даже если бы его нашли... Иоанн, как, несомненно, известно господину барону, не разрешает своим подданным уезжать за рубеж. Здесь это считается государственной изменой.