Сергей провел ладонью по стеклу — вон как разыгралась за окном февральская заметь. В этом было что–то праздничное. Снег прянул, потом повалил крупными хлопьями. Стояла стена старых сосен. Сосны были высокими, и, попадая в их темное поле, снег становился ярче. Это было необъяснимо, но этот крупный снег, неторопливо застилающий землю, всколыхнул что–то давнее. Даже непонятно: почему вспомнилось детство? У Сергея явилось желание растормошить спутников, заставить их взглянуть в окно. Снежная заметь способна вызвать у них воспоминания разве только о темном городском снеге, тронутом пеплом и нефтяной копотью где–нибудь в Чикаго или Детройте, а вот тут такое белое приволье… Он устремился к первой двери, хотелось крикнуть: «Вы только взгляните в окно — разве это увидишь еще где–нибудь!»
— Вон как хорош снег!
Стеффенс держал книгу у окна — чем стремительнее угасал день, тем ближе он пододвигал книгу к окну.
— Не можете забыть парижанку с красной лентой в волосах? — улыбнулся Стеффенс — он видел Дину на перроне. Могу понять, сам был такой! — его бородка дернулась, он засмеялся. — Не похоже, наверно?
Сергей не удержал усмешки.
— Похоже, похоже!
Сергей не мог не подумать: при том знании несовершенств мира, какое было у Стеффенса, трудно сберечь жизнелюбие, он сберег.
— Нет–нет, похоже? — добивался Стеффенс и не без опаски взглянул на дверь — она приоткрылась, не столько повинуясь руке Буллита, сколько его полнеющему телу.
— Услышал ваш смех и подумал: почему они могут смеяться, а я нет? — дверь подалась, и американца точно подтолкнули из коридора. — Нет, в самом деле, о чем рассказ?
— О парижанке с красной лентой в волосах… — засмеялся Стеффенс.
— С красной лентой?
— С красной, — подтвердил Стеффенс. — Кстати, она, как говорит наш друг, сказала: «По русскому календарю февраль — месяц неоправданных надежд»… — Стеффенс взглянул на Сергея, сощурившись, в этом взгляде были и кротость, и лукавство. — Так и было сказано: неоправданных надежд…
Но целеустремленного Буллита трудно было смутить,
Когда силы земные в наших руках, не так далеко и до неба, — произнес он и мигом забыл про девушку с красной лентой в волосах. — Не так ли? — он вперил взгляд в Стеффенса, непонятно сердитый.
Пожалуй.
— Теперь, когда наш поезд уже идет в Москву и мы проехали немалую часть пути, я могу сказать вам то, чего не мог сказать там… — он ткнул большим пальцем через плечо — позади осталась преодоленная дорога, Париж. Итак, главное вы будете знать…
У него и прежде были эти взрывы откровенности, его вдруг прорывало… Сделал бы это кто–то другой, можно было не тревожиться, но на Буллита это решительно не походило. Нет, ни единого произнесенного им слова нельзя было поставить под сомнение, и все–таки его исповедь исповедью не являлась.
Итак, слушайте меня внимательно. Я вам скажу главное. Однако вначале я хочу испытать себя. Один вопрос… Можно?
— Да, пожалуйста…
— Что вы думаете о нашей экспедиции в русскую столицу?
Сергей вспомнил Изусова, каким увидел его в последний раз в нормандском имении. Тот сучил толстыми пальцами, перебирая такие же толстые, как пальцы, костяные четки — дань солнцелюбивому Стамбулу, в котором он прожил, представляя фирму, когда она еще была фирмой его отца, без малого пять лет, «Не знаю и знать не хочу! Не хочу, не хочу! — произнес шеф, он любил этот оборот: «Не знаю и знать не хочу!» — Могу только догадываться… О чем? А какой смысл вам знать? Я сказал: догадываться! Ну, извольте… не знаю и знать не хочу! Однако кто вас втравил в это дело?» — «Ваш управляющий Кол…» — «р, этот предприимчивый Кол! Но какая ему от этого выгода?»
Одним словом, шеф полагал, что у поездки в Россию коммерческая подоплека. Что–то такое, что связано с исконно русским товаром: лес, лен, мед, разумеется, самоцветы… быть может, меха: медведь, соболь, лисица… «Лисья миссия! Лисья!» — сказал себе и Буллиту Цветов, но американца не смутила эта фор-
мула — его способность не удивляться была сохранена и тут.
— Если хотите, речь идет об ином, совершенно об ином, — произнес он с той строгостью, которая и в сложных обстоятельствах выдавала в нем человека дела. — Одну минуту! — настоял он, взывая ко вниманию. — Наша миссия, как вы видите, с виду скромная весьма, наделена полномочиями чрезвычайными, — он не искал слова, формула о чрезвычайных полномочиях возникла сама собой. — Наши права предполагают контакт и переговоры с новым русским правительством…
Как понял Сергей, фраза была оборвана, Буллит не использовал энергии, которую давал разгон: «Слушайте меня внимательно!» Но вот что любопытно: вместе с СергеехМ Буллита слушал Стеф И не ввернул, как имел обыкновение, острого словца, и не остановил, и не дополнил.