– Эко, брат, ты напачкал, – покачал он головой, глядя на работу сданную Анненковым.
Тот, насупившись, молчал, видимо прикидывая, сильно ли его высекут за нерадение. К слову, бочка с рассолом, из которой торчали розги, стояла у всех на виду в сенях, красноречиво намекая, что может случиться с теми, кто не будет проявлять должного усердия в учении. Наказывать, правда, пока еще никого не наказывали, хотя поводов было предостаточно. Видать, наставники ждали, когда винностей накопится столько, чтобы снять три шкуры разом.
– Ступай, – с легкой усмешкой велел Анциферов отроку, после чего собрал работы своих учеников вместе и вышел из класса.
Решив, что на этот раз всё обошлось, Никишка резво кинулся на улицу, но едва не налетел на одного из соучеников – Григория Куракина.
– Разуй глаза, выползень орловский! – возмутился княжич.
– Я ненароком… – попытался извиниться мальчик, но юный Гедиминович, что называется, закусил удила.
– По сторонам смотри, холопье отродье!
– Ты, князь, говори, да не заговаривайся, – вспыхнул отрок. – Анненковы николи в холопах не ходили…
– Доселе не ходили, так еще походите. Вам по вашему худородству такое и не зазорно!
Неизвестно чем бы кончилось дело, поскольку спустить такое оскорбление было никак нельзя, а Гришка был старше и на голову выше Никишки, но тут раздался ещё один звонок и школяры стали возвращаться в класс.
– Ничто, после договорим, – посулил недругу Куракин и поспешил вернуться за парту.
– Чего от тебя Гришка хотел? – тихонько спросил сидевший рядом с Анненковым Ванька Пожарский.
– Кто его знает, чего он прицепился – буркнул школяр.
– Он завсегда так, – посочувствовал ему младший сын прославленного воеводы, – особенно с худородными. Он ко мне тоже цеплялся, пока по фациему не получил.
– Куда?
– По роже, – охотно пояснил Ванька. – Фацием[9] – это рожа по латыни!
– Ишь ты, – подивился Никишка. – А ты и латынь ведаешь?
– Худо, – помрачнел мальчишка. – Из нас всех её только царевич Дмитрий хорошо знает, даром, что по-нашему толком не разумеет.
– А как же вы с ним разговариваете?
– По-разному. По первости всё больше знаками, или по-ляшски.
– А кто это всегда рядом с царевичем за партой сидит?
– В немецком платье?
– Ага.
– Это Петька! Он по-нашему вообще ни в зуб ногой, только ругаться горазд, будто всю жизнь пирогами в Замоскворечье торговал.
– А из каких он?
– Да кто его знает! Сказывали будто он из холопов тамошних государя нашего.
– Из холопов? Не может быть!
– Я и сам сомневаюсь, – пожал плечами Пожарский. – Уж больно ведет себя смело, да и дерется отчаянно. И в проказах первый, а до сих пор не сечён.
– А часто секут-то?
– А вот сейчас и узнаете! – строго воскликнул неслышно подошедший к ним отец Зосима и, схватив вопящих от боли и испуга мальчишек за уши, потащил их в угол. – Стойте здесь, раз за партами слова Божьего не разумеете!
– Кажется, наш новичок попался, – тихонько шепнул принцу Петер. – И фюрст[10] Пожарский тоже.
– Помолчи, если не хочешь стать следующим, – одними губами отвечал тот ему.
– Да уж, это не епископ Глюк. В него чернильницей не запустишь.
– Если скажет что-нибудь дерзкое про моего отца – ещё как запущу!
Приятель в ответ на это заявление только ухмыльнулся, поскольку давно понял, что среди русских священников встречаются люди разного сорта, но вот откровенных самоубийц точно нет.
Сегодня первый наш совместный с Катариной прием иностранных послов. Несмотря на ещё не решенные разногласия, надо продемонстрировать всем, что внутри царской семьи все в порядке. Всем – это, прежде всего, своим боярам, среди которых тихо тлеет недовольство. Несмотря на все старания и большой опыт в такого рода делах, моя супружница ухитрилась таки отдавить мозоли нескольким влиятельным особам. Прежде всего, тем, что не пожелала резко изменить свои привычки.
Иными словами, Катарина Карловна вместе со своими приближенными продолжает носить европейские платья, вызывая тем самым нездоровое брожение. И если пожилые боярыни упорно продолжают держаться старины, то у более молодых особ прекрасного пола постепенно складывается на этот счет другое мнение. Как-то сразу немодно стало наносить на лицо толстый слой румян и белил, чернить зубы и делать тому подобный «макияж». Летники и сарафаны стали более приталенными, а вместо сапожек ножки девушек всё чаще украшают башмачки с пряжками.