Сдавая государству небольшое количество вина, владельцы заводов огромную часть его продавали по дешевке при отсутствии сколько-нибудь эффективного контроля со стороны властей. Свою — и немалую — долю имело и дворцовое царское хозяйство: на рынок работали в середине XVIII в. десять его заводов, один из которых (тамбовский) производил 130 000 ведер водки в год{182}. Однако преимущественно владельцами винокуренных заводов оставались аристократия и дворяне «средней руки». Собственный хлеб и даровой труд крепостных гарантировали им низкую себестоимость продукции и ее выгодный сбыт казне. К тому же помещики, имея по закону право гнать водку для собственных нужд, при попустительстве местных властей продавали ее своим и чужим крестьянам; так что, даже по официальным данным, едва ли 1/10 произведенной продукции шла в казну{183}.
Представления благородного сословия о своих законных правах на собственную водку приводили к тому, что призванные в 1767 г. в Комиссию для. составления нового свода законов дворянские депутаты Кадыевского уезда Костромской губернии в качестве первоочередных законодательных нужд государства просили отменить ограничения на провоз их домашнего вина в города, а то они «принуждены бывают с питейных домов покупать водку и вино многим с противными и с непристойными специями и запахом».
Но дворян интересовал прежде всего сравнительно легкий способ получения дохода от винокурения в своих имениях. Практическую же организацию легальной откупной торговли брали на себя более приспособленные к такого рода деятельности купцы. Несмотря на известный риск, питейное дело давало многим из них возможность в короткий срок нажить огромные деньги. Так, уже упоминавшийся Савва Яковлев продавал ежегодно в обеих столицах, Москве и Петербурге, более 900 000 ведер водки, получая на каждом из них 330 % прибыли.
Не оставалась внакладе и казна. В 1794 г. бывший фаворит Екатерины II и крупный вельможа П. В. Зава-довский сообщал в письме своему приятелю, послу в Лондоне С. Р. Воронцову об очередных победах русской армии под Варшавой и небывалом успехе торгов по винному откупу: «Все губернии разобраны. Сверх четырех рублей (стоимость ведра водки в конце XVIII в. — Авт.) наддача идет ежегодно за три миллиона Казна величайшую против прежнего прибыль получает…»{184}.
Энергию дворян-предпринимателей и откупщиков стимулировал и неуклонный рост цен на водку с 30-х гг. XVIII века. В 1742 г. ведро ее стоило 1 руб. 30 коп., в 1750 г. — уже 1 руб. 88 коп., в 1756 г. подорожало до 2 руб. 23 коп., в 1769 г. — до 3 руб., а в 1794 г. — до 4 руб., что лишь отчасти объяснялось параллельным повышением цен на хлеб. Растущие расходы на двор, фаворитов, административные преобразования и армию (в XVIII столетии Россия воевала 50 лет) делали питейное дело совершенно необходимым средством увеличения казенных поступлений. Именно из питейных доходов на протяжении всего столетия финансировался созданный Петром I российский военный флот; оттуда же, «из прибыльных кабацких денег», Сенат в 1754 г. изыскал средства на строительство задуманного Елизаветой и ее зодчим Б. Растрелли Зимнего дворца.
Уже при Петре I доход от продажи спиртного вышел на второе место в бюджете и составил примерно 1 370 тыс. рублей; к 1750 г. он достиг 2 666 900 рублей (здесь и далее приводится сумма валового, а не чистого дохода в серебряных рублях{185}). Полная победа откупной системы при Екатерине II стала новым шагом по пути интенсивного наращивания питейного производства. Слава великих побед и грандиозных замыслов императрицы имела и свою оборотную сторону. В. О. Ключевский не случайно охарактеризовал это время как «систему нарядных фасадов с неопрятными задворками, следствием которой была полная порча нравов в высших классах, угнетение и разорение низших, общее ослабление России». За военными триумфами и территориальными приобретениями стояли помещичий произвол, ^безудержное казнокрадство, фаворитизм, «потемкинские деревни», 200 миллионов рублей государственного долга и падение курса только что введенных бумажных денег-ассигнаций.
Полицейский «Устав благочиния» 1782 г., провозглашал: «Запрещается всем и каждому пьянство» — что находилось в вопиющем противоречии с практикой повсеместного распространения откупов под лозунгом… борьбы с кабаками. «Устав о вине» 1781 года объединил все прежние постановления о винной регалии. Отныне казна заготовляла все вино либо на собственных винокуренных заводах, или посредством подрядов; откупщики обязаны были покупать от казны нужное количество вина для продажи. Преимущество при отдаче подряда предоставлялось заводам данной губернии, полагающим поставлять меньшее количество: в первую очередь от 50 до 100 ведер, потом от 100 до 1000 ведер и т. д, Если вина из своей губернии не хватало, то оно поступало с казенных заводов. В примечании к этой статье устава пояснялось: «Казенная палата дает таковые преимущества или выгоды в подряде или поставке вина одним пред другими, поспешествуя хлебопашеству и скотоводству той губернии»{186}.
Оптовая продажа производилась из казенных складов, мелочная — только из казенных питейных домов, которым полагалось, «по усмотрению казенной палаты, быть на вере или на откупу». Реально же господствовал откуп. По заведенному порядку через каждые четыре года правительство назначало торги, на которых все желающие могли соперничать за право торговать водкой. Победившие получали на очередной срок казенные кабаки города, уезда или даже целой губернии.
Откупщики не только получали почетные звания и носили шпаги. Они могли просить от казны деньги на строительство новых кабаков, судить своих служащих, содержать свои воинские команды и даже имели право обыскивать дома обывателей по подозрению в нелегальной торговле водкой. Они заводили собственные винокуренные предприятия, а с 1795 г. были освобождены от необходимости покупать вино из казенных «магазинов»; таким образом был устранен контроль государства за объемом и качеством поступавшей в продажу водки{187}. На рубеже XVIII–XIX столетий для предупреждения корчемства им дозволялось иметь на винокуренных и водочных заводах своих надзирателей и прибавлять число питейных домов, не увеличивая откупной суммы. Откупщики были вправе открывать переименованные в «питейные дома» кабаки в любом месте по своему усмотрению, кроме западных губерний, где до начала XIX века сохранялись привилегии местного немецкого и польско-литовского дворянства на винокурение и содержание корчем.
Что же касается российского шляхетства, то оно сумело сохранить винокурение как преимущественно дворянскую отрасль хозяйства вплоть до конца XIX столетия. Откупщики, в свою очередь, старались извлечь максимальную прибыль при покровительстве властей и использовали любую возможность, чтобы по случаю «приумножения народа» открывать все новые и новые заведения. В 1785 г. в Москве по очередной «ревизии» на 220 000 человек населения приходилось 302 храма, один театр и 359 кабаков с 22 временными точками, так называемыми «выставками»{188}.
Такая поощрительная политика в области питейного дела при Екатерине II быстро дала результаты. К концу ее правления общий доход увеличился с 5 308 тыс. рублей в 1763 г. до 22 090 тыс. рублей в 1796 г. (соответственно чистый доход казны равнялся в 1763 г. — 4 400 тыс. руб., а в 1796 г. — около 15 млн. руб.) и составлял 30 % государственного бюджета.
«Уймите раба Божьего от вина». Однако и в это время раздавались голоса людей, обеспокоенных опасными последствиями безудержной кабацкой торговли.
«Безмерное питие ничего доброго не приносит, но токмо ума порушение, здравия повреждение, пожитков лишение и безвременную смерть», — считал уже упоминавшийся публицист петровской эпохи Иван Посошков. Выступая против практики ввоза в Россию иноземных вин, он убеждал: «Нам от заморских питий, кроме тщеты и богатству нашему российскому препятия и здравию повреждения иного несть ничего».