На протяжении столетия ситуация едва ли изменилась к лучшему, несмотря на то, что виноделы были освобождены от акциза и получили право на беспатентную торговлю в местах выделки вина. Однако результата эти меры не дали.
Проведенная в 90-х гг. экспертами Министерства финансов проверка образцов продукции со всех концов России показала, что меньше 10 % ассортимента являются настоящим виноградным вином; все остальное было подделкой, каковую изготавливали даже самые солидные фирмы. В самом Петербурге даже в начале XX столетия свободно торговали ананасным вином по 40 коп. за бутылку. Первый же закон о фальсификации вин разрабатывался около 15 лет и появился в России только в 1914 г.
Пожалуй, только знаменитый винодел князь Лев Сергеевич Голицын искренне стремился приучить соотечественников к хорошему вину. Он организовал в своем крымском имении-заводе «Новый свет» выделку первоклассного русского шампанского, которое в 1900 г. получило Гран-при на конкурсе во Франции, на родине этого напитка. Продукцию своего завода — натуральные вина — князь продавал в столицах по доступным ценам: 25 коп. за бутылку. Выступал за развитие отечественного виноделия и создатель образцовой русской водки Д. И. Менделеев. В своих официальных записках (в качестве члена комиссии по улучшению русского виноделия) он указывал на возможность создания в южных областях России прекрасных вин, способных не только завоевать внутренний рынок, но и успешно соперничать с продукцией традиционных винодельческих стран{353}. В 1873 г. в Вене на выставке к Всемирному конгрессу по виноделию были впервые представлены российские вина, отправленные Крымским обществом садоводства и виноградарства. На следующей международной выставке в Лондоне в 1874 г. крымские вина уже удостоились наград{354}.
Однако такие выступления являлись скорее исключением, чем правилом: шампанское Голицына и вина царских «удельных заводов» («Массандра», «Абрау-Дюрсо») были знакомы лишь немногим знатокам. Министерство финансов и его чиновники, не получавшие акцизных доходов с вина, не были особенно заинтересованы в распространении продукции виноделов. Кроме того, по свидетельству двоюродного дяди Николая II, великого князя Александра Михайловича, чиновники Министерства уделов не стремились рекламировать эти вина, 4 т, к. опасались, что это может вызвать неудовольствие во Франции»{355}: Россия была связана конвенциями о режиме наибольшего благоприятствования в торговле со всеми основными винодельческими странами и прежде всего — со своей основной союзницей Францией. Конвенционный таможенный тариф предоставлял льготы для российских коммерческих партнеров, которым, таким образом, было выгодно ввозить французское шампанское и другие вина{356}. Во время Крымской войны патриотическая «мода» заставляла отказываться от импортных вин и демонстрировать;
Тогда же появлялись и мнения, что все пороки русского народа (в том числе и пьянство) измышлены иностранцами и являются клеветой «со злостными и своекорыстными видами», а на деле как приписываемые русским недостатки занесены к нам из Западной Европы нашими врагами, «потомками рабов развратного Рима». Автор этого утверждения полагал даже, что Россия не нуждается ни в каких обществах трезвости по европейским образцам, по причине «силы нравоучения и воли» русского человека{357}.
Алкоголь не только успешно пополнял казну, но и становился социально необходимым как символ единения власти с народом, избранности своего круга, заслуженной награды, уважительного отношения. Немало одаренных людей, представителей всех сословий, пали жертвой традиции «обмыть», «отметить», «сбрызнуть» любое событие в жизни.
Ограничений масштабов питейной торговли почти не существовало; правда, с 1803 г. запретило открывать кабаки без разрешения в своих деревнях Удельное ведомство, ведавшее хозяйством членов императорской фамилии. В 1805 г._ Александр I направил министру финансов рескрипт с пожеланием пресечь «вредные действия на нравственность и здоровье народные, происходящие от непомерного размножения кабаков». Был даже создан особый комитет по этому вопросу, но начавшаяся война с наполеоновской Францией и развитие откупной торговли сразу же прекратили его деятельность{358}.
Позднее, в николаевскую эпоху, проблемы пьянства как бы и не существовало вовсе. В 1843 г. Петербургский цензурный комитет запретил печатать статью «О пьянстве в России», подготовленную по вполне официальным и уже опубликованным данным о питейных сборах в 1839–1842 гг.: министр финансов посчитал, что такого рода материалы недопустимы «для обнародования во всеобщее известие»{359}.
Те материалы, которые все же пропускались в печать, объясняли неумеренное потребление водки исключительно «грубой невежественностью» народа, который предпочитает пьянствовать, «несмотря на многие благотворные меры правительства». Казенные крестьяне империи, по расчетам одного из авторов (о крепостных он вообще не упоминал), пропивают по 15 рублей в год и в течение жизни лишают себя значительной суммы, что и является главной причиной их бедности и недоимок ш уплате податей{360}.
Эти причины во многом объясняют темпы роста производства и потребления основного в России алкогольного напитка водки на рубеже XIX–XX вв.:
в 1900 г. было произведено — 36 000 000 ведер;
в 1904 г. — 64 017 000 ведер;
в 1913 г. — 95 538 000 ведер.
Соответственно росло и потребление на душу населения:
1891–1895 гг. = 4,3 л;
1898–1900 гг. = 5 л;
1901–1905 гг. = 5,23 л;
1906–1910 гг. = 6,09 л.
К 1913 г. душевое потребление достигло уже 8,6 л водки или 4,7 л абсолютного алкоголя{361}.
В это время спиртное уже прочно вошло в народную жизнь и стало своеобразным атрибутом национального образа жизни, сопровождая любое сколько-нибудь выдающееся событие, как в официально-государственной сфере, так и в быту. Подрядчик или предприниматель выкатывал бочонок рабочим после успешного завершения работ. Молодой сапожник или портной обязан был устроить «спрыски» товарищам и мастерам по окончании обучения. Помещик ставил ведро-другое своим крестьянам на праздник, тем же часто заканчивалась сельская сходка; а уважающий себя хозяин обязан был угостить соседей, собравшихся к нему на «помочи» или по каким-либо иным делам. Отсутствие в таких случаях выпивки уже рассматривалось как «бесчестье».
«Сильно противились, пришлось пропоить 40 рублей, прежде чем позволили выйти…; когда просил о выходе — 1/4 ведра, при составлении приговора — 1/2 ведра, домой пришли — 1/4 ведра, к земскому начальнику пошли — 1/2 ведра…» — такие проблемы были у псковских крестьян, собиравшихся выйти из общины на рубеже XIX–XX вв.{362} Ответы на упоминавшуюся выше анкету кн. В. Н. Тенишева отмечают, что в деревне уже и женщины «напиваются при любом удобном случае», а сама выпивка теперь превращается в обряд; «Без блинов не масленица, а без вина не праздник»{363}.