Смена министров на практике никак не повлияла на динамику питейного дохода, и в 1914 г. предполагалось собрать сумму, намного превосходящую прошлогоднюю, в том числе и за счет нового повышения продажной цены обыкновенного вина — с 8 руб. 40 к. до 12 руб. и столового вина — с 10 руб. до 16 руб. за ведро. Новый премьер И. Л. Горемыкин высказывался вполне откровенно по поводу намерения изменить правительственный курс: «Все это чепуха, одни громкие слова, которые не получат никакого применения; государь поверил тому, что ему наговорили, очень скоро забудет об этом новом курсе, и все пойдет по-старому».
Последовали и другие пропагандистские жесты, вроде распоряжения Николая II военному министру не подносить ему на высочайших смотрах и парадах обязательной пробной чарки. Только в самом преддверии войны приказом по русской армии было запрещено пить: солдатам — в любое время, офицерам — на учениях, маневрах, в походах и в «присутствии нижних чинов», что мотивировалось, в частности, тем, что во время предыдущей (русско-японской) войны пьянство на передовой приводило к сдаче войсками позиций противнику. Тогда же в армии были введены наказания для солдат и офицеров за употребление спиртного на службе и предписано создавать полковые общества трезвости. Отныне сведения об отношении к спиртному должны были фигурировать в аттестациях офицеров, а командиры частей обязывались составлять списки заведений, которые их подчиненным разрешалось посещать{411}. Только Морское ведомство держалось стойко и отстояло традиционную чарку для матросов.
В апреле 1914 г. появился на свет и закон о запрещении выделки и продажи фальсификатов и подделок, «не соответствующих по своему составу понятию виноградного вина».
Был ли «сухой порядок»? Только с началом первой мировой войны правительство вынуждено было пойти на более решительные шаги, хотя и здесь не обошлось без колебаний.
С 17 июля 1914 г. на время проведения мобилизации повсеместно была запрещена продажа спиртного, затем цена ведра водки была повышена на два рубля, а крепость ее понижена до 37°. 22 августа Николай II «повелеть соизволил существующее воспрещение продажи спирта, вина и водочных изделий для местного потребления в империи продлить впредь до окончания военного времени»{412}; правда, тогда никто не знал, что война затянется на несколько лет. При этом российские винокуры получали от правительства компенсацию (к сентябрю 1917 г. она составила 42 миллиона рублей), а уже произведенная продукция оставалась в целости на складах и периодически сбывалась по особым разрешениям Министерства финансов. Тысяча с лишним заводов была перепрофилирована на изготовление денатурата и других изделий для нужд армии и промышленности{413}.
Однако эти меры отнюдь не означали введения «сухого закона». Исключительное право продажи спиртного было сохранено для дорогих ресторанов первого разряда и аристократических клубов. Уже в августе 1914 г. было разрешено продавать виноградное вино (крепостью до 16°), а в октябре — и пиво. Торговля спиртным допускалась даже в районах боевых действий{414}. В конце концов правительство склонилось к достаточно мягкому варианту запретительных мер, и министр финансов П. Л. Барк заявил М. Д. Челышеву, что пойдет навстречу инициативе местной общественности. В итоге принятое 10 октября 1914 г. Советом Министров положение давало право «волостным, гминным, станичным, сельским, хуторским, аульным или заменяющим их сходам и сборам, а в городах и посадах городским или заменяющим их учреждениям возбуждать, установленным порядком, выраженные в законно состоявшихся постановлениях и приговорах, ходатайства о воспрещении в состоящих в их ведении местностях, а также на расстоянии ста саженей от границ означенных местностей, продажи крепких напитков»{415}.
Первыми этим правом воспользовались Петроградская, а затем Московская городские думы. Они добились полного прекращения продажи всяких спиртных напитков до окончания призыва новобранцев. Их примеру последовали и другие крупные города.
Однако наступление «трезвых порядков» встречало и упорное противодействие. Часто в провинции губернаторы блокировали такие ходатайства{416}. Сопротивлялись и владельцы различных «заведений»: в Москве трактирщики даже пытались организовать выступление своих служащих под лозунгом спасения их от нищеты и голода. В бульварной прессе была развернута кампания за открытие питейного промысла, и от имени «истосковавшихся по ресторанному веселью» обывателей властей призывали вернуть «вредные, но милые привычки ночей безумных, ночей бессонных». Эти же предложения выдвигались на министерских и межведомственных совещаниях{417}.
В короткий срок было достигнуто значительное сокращение потребления водки: если в январе — июле 1914 г. было продано 5 400 тыс. ведер, то в августе — декабре только 700 тыс. ведер{418}. Крестьянские депутаты в Государственной думе настаивали на принятии специального закона о сохранении «трезвого» положения. В 1915 г. соответствующий проект («Об утверждении на вечные времена в Российском государстве трезвости») стал официально рассматриваться в Думе, но лишь через год был принят, поступил для утверждения в Государственный Совет, где и оставался вплоть до 1917 г. без движения{419}.
Все-таки, несмотря на господствовавшее во многих умах мнение о «национальной природе» российского пьянства и на короткий срок действия указанных мер по ограничению торговли спиртным, результаты не замедлили сказаться. Проводившиеся в то время социологические исследования, статьи в «трезвенной» прессе единодушно показывали благоприятный разворот событий.
Уменьшилось количество преступлений на почве пьянства. «Прекращение продажи спиртных напитков оказало самое лучшее влияние на производительность рабочих, их поведение и сокращение прогульного времени», — таков типичный отзыв промышленников, среди которых в 1914 г. был проведен опрос о результатах действия перечисленных выше законов. Это и подобные исследования обнаружили, что прогулы на фабриках и заводах сократились на 27 %, а производительность труда в промышленности выросла в среднем на 7 %{420}. Новые порядки пришли и в деревню: земские опросы населения осенью 1914 — весной 1915 г. показали сочувственное отношение крестьян к реформе: «Приняли образ человека, даже домашние животные повеселели», «мир в семье», — отзывались о последствиях запрета питейной торговли даже ее постоянные клиенты.
В сентябре 1916 г. Совет Министров России запретил производство спирта на всех винокуренных заводах, и в этом году казенная монополия принесла дохода всего в 51 миллион руб. — примерно 1,6 % бюджета{421}. Казалось, в стране, наконец, утверждается трезвость. В 1915 г. Государственная дума получила от Сената США официальное письмо с просьбой рассказать о российской практике «сухого закона», и практичные американцы уже приезжали изучать этот опыт в Самару. Знаменитый «Сатирикон» А. А. Аверченко выпустил специальный прощальный сборник «Осиновый кол на могилу зеленого змия».
Однако по мере становления «сухого» порядка возникали и новые проблемы. Уже в первые недели войны начались волнения, которые нередко изображались в нашей литературе как антивоенные, а на самом деле были связаны с повсеместными проводами в армию. «Гуляния» закончились не менее чем 40 погромами в дни всеобщей мобилизации.
Как отмечалось во всеподданнейшем отчете пермского губернатора, в селениях призванные громили казенные винные лавки, причем в б случаях нападение было отбито полицейскими, а в 23 селениях вино было расхищено. Полиция применила оружие, вследствие чего было убито 4 и ранено 13 человек. На Надеждинском заводе «призванные, бывшие рабочие, требовали выдачи им пособия от заводоуправления, а затем толпою, к коей примкнули женщины и подростки, разгромили три частных пивных склада и покушались разгромить казенный винный склад и квартиру полицейского надзирателя, ранив при этом околоточного надзирателя. Полиция также отбила нападение, причем из числа нападавших выстрелами было убито 2 и ранено 5, в том числе и 2 женщины». На Лысьвенском заводе «рабочие и запасные нижние чины, не получив удовлетворения на свое незаконное требование (открыть винные лавки. — Авт.), заперли в конторе заводскую администрацию и чинов полиции, облили здание керосином и зажгли его, а выбегавших оттуда зверски убивали»{422}. Особенно масштабными были события в Барнауле, где многотысячная толпа взяла штурмом винный склад, а затем целый день громила город; при усмирении погибло 112 чел. Позднее беспорядки и пьяные погромы проходили и при новых воинских призывах в 1915–1916 гг.{423}