Очень странная страна,
Не поймешь — какая?
Выпил — власть была одна.
Закусил — другая.
«Архиважное дело». Под таким заголовком в очередном двенадцатом номере главного партийного журнала «Коммунист» за 1985 г. была помещена редакционно-установочная статья, призванная обосновать историческое майское постановление ЦК КПСС о начале новой противоалкогольной кампании. Это была первая и несколько неожиданная для общественности акция нового руководства страны, намного опередившая какие-либо серьезные преобразования в социально-экономической и политической жизни.
Несомненно, причины для принятия такого решения имелись. Стремительный рост потребления спиртного в 60 —80-е гг. вызывал уже настолько серьезные последствия, что их невозможно было игнорировать «наверху». Многолетний председатель Госплана СССР Н. К. Байбаков поведал в мемуарах, что уже в 70-х гг. руководство страны располагало данными о размерах экономического ущерба от последствий пьянства в виде прогулов, брака, производственного травматизма и т. д.; но в те времена все эти «сигналы» клались под сукно{611}. Согласно результатам проводившихся в начале 80-х гг. обследований (преданных гласности значительно позже), в стране насчитывалось более 4 миллионов только зарегистрированных органами милиции и здравоохранения алкоголиков. По тем же расчетам, среди рабочих-мужчин спиртным злоупотребляли 37 % (для сравнения: в 1925 г. — 11 %); на каждый рубль реализованной промышленной продукции приходилось от 1, 5 до 3 рублей убытков по причине пьянства{612}.
Экспертные оценки независимых специалистов также однозначно рисовали весьма тревожную картину. По данным известного в те годы поборника трезвости академика Академии медицинских наук СССР Ф. Г. Углова, использовавшего методику расчета, применявшуюся в СССР в 20-е гг., оказалось, что проданные в стране только в одном 1975 г. алкогольные напитки принесли общие экономические потери народному хозяйству примерно в 60–65 миллиардов рублей. По мнению ученого, эта цифра скорее отражала нижнюю границу действительных потерь{613}. С этими показателями вполне соотносились приведенные выше данные Профессора Дьюкского университета (США) Владимира Тремла.
Разница подходов и методик влияет на их результаты: мы встречали весьма серьезные расхождения в цифрах у разных исследователей. Например, некоторые из них полагают, что количество алкоголиков в бывшем СССР составляло около 30 миллионов{614}. По-видимому, принятая на Западе практика расчетов нашего алкогольного потребления{615} более правильна, чем официальные советские данные о реализации вина, пива и водки в государственной торговле. Но методика таких исчислений и их источники нам неизвестны. Так что пока по-прежнему трудно представить, сколько самогона и прочих домашних напитков производили и потребляли советские граждане.
Особенно тревожным, по мнению специалистов, было положение в славянских республиках, т. к. в Прибалтике не гнали самогон, в Молдавии и Закавказье были распространены столовые вина, а мусульманское население Средней Азии потребляло лишь 40 % спиртного от общесоюзного уровня. Таким образом, главными потребителями оставались Россия, Украина и Белоруссия, где средняя семья тратила на спиртное 15 % своего дохода, а 60 % питейного ассортимента составляли крепкие напитки и дешевые крепленые вина.
Печальными результатами этого, по данным самой же советской печати, явились рост смертности (наиболее частой была смерть от отравлений: 19,5 случаев на 100 тыс. чел. против 0,3 случая в развитых странах), ежегодная гибель 13–14 тыс. человек на дорогах, прошедшие через вытрезвители 15 миллионов человек, что вполне сопоставимо с численностью населения целого государства. Существенная доля «пьяных» денег в общем доходе бюджета (12–14 %) оборотной стороной имела понижение и без того не слишком высокой производительности труда на 15–17 %{616}.
Еще более удручающими выглядели расчеты другого американского специалиста — профессора Б. Сегала: к 1985 г. расходы советской семьи на алкоголь составляли 21 % ее бюджета — намного больше, чем до революции! Что же касается общих экономических потерь, связанных с пьянством (производственный брак, преждевременная смерть, преступность, расходы на лечение и т. д.), то они, по его мнению, лишь за один мирный и сравнительно благополучный 1970 г. обошлись стране в 200 Млрд рублей. К середине 80-х гг. этот показатель составлял уже 500 млрд рублей, что превышало сумму советского государственного бюджета. Для сравнения можно указать, что (по тем же данным) аналогичные американские экономическое потери составляли всего 1/7 часть советских.
На форму и содержание новой антиалкогольной кампании повлияла и неудачная попытка в короткий срок изменить сложившуюся структуру алкогольного потребления, предусмотренная помянутыми выше директивами 1972 г. Абсолютный рост потребления вина и пива никак не отразился на таком же росте потребления водки. Неудивительно поэтому, что при отсутствии научно обоснованных представлений о путях и средствах борьбы с пьянством на первый план вновь стали выдвигаться административные методы.
На страницах периодических изданий 80-х гг. можно было, как и за 50 лет до этого, прочитать, что провал американского «сухого закона» нам не указ: «Не удавшееся в мире капитализма непременно удастся в мире социализма, поскольку никаких корней советское пьянство не имеет и представляет собой только распущенность, только вредную привычку»{617}. В итоге новые противоалкогольные меры были направлены на утверждение абсолютной трезвости, а сама идея «культурного потребления» была предана в 1985 г. анафеме. Справедливости ради надо заметить, что научная норма «умеренного» или «культурного» потребления спиртного до сих пор не поддается точному определению и на этот счет высказываются самые разноречивые суждения{618}.
Наконец, возможно, что перестройка началась с «трезвенного» постановления именно потому, что эта мера была к тому времени наиболее подготовленной. Еще в 1983 г. были внесены изменения в «Основы законодательства о труде»: отныне появление на рабочем месте в нетрезвом виде стало самостоятельным основанием для увольнения. В то же время идея борьбы за трезвость появилась и в нарождавшемся общественном движении. В 1984 г. общество «Память» выдвинуло лозунг «Трезвость — норма жизни», а по рукам стал ходить подготовленный Ф. Г. Угловым и А. Ждановым доклад, где главными виновниками алкоголизации («сионистского алкогеноцида русского народа») были объявлены сионисты, троцкисты и прочие агенты мирового империализма.
Во всяком случае, потребность в эффективной идеологической акции была у нового руководства велика, а серьезные экономические и политические реформы требовали не в пример более глубокой разработки и не могли не вызывать в правящем кругу опасений. Активный сторонник антиалкогольной кампании Егор Кузьмич Лигачев (секретарь ЦК КПСС с декабря 1983 г.) главным ее инициатором называл члена Политбюро и председателя комитета партийного контроля М. С. Соломенцева, в аппарате которого и готовились соответствующие документы еще задолго до мая 1985 г. По признанию бывшего заместителя Соломенцева П. Я. Слезко, началу кампании предшествовала двухлетняя работа и даже обсуждение проектов итоговых документов в трудовых коллективах с непременным учетом пожеланий трудящихся{619}.
Итак, «наверху» проблему обсуждали и даже экспериментировали. По воспоминаниям члена комиссии Политбюро по борьбе с алкоголизмом Н. К. Байбакова, он вместе с тогдашним главой правительства Н. И. Рыжковым лично исследовал свойства «каприма» — биологически активного вещества, снижающего токсичность алкоголя: «Вдвоем опорожнили бутылку водки с капримом, закусив лишь яблоком. Домой уехали навеселе». Затем эксперимент был продолжен уже в масштабах Магаданской области и привел, по словам того же Байбакова, к сокращению продажи водки по причине отсутствия необходимости опохмеляться{620}.