Повышение цен на спиртное в 1986 г. не решило проблемы, и дефицит алкогольной продукции с неизбежными очередями и спекуляцией дополнился грабительскими коммерческими ценами в государственных магазинах: именно тогда на пустых прилавках появился импортный виски по 80 рублей, при средней советской зарплате в 240 рублей.
Недоступность спиртного и стремление одним скачком создать непьющего советского человека обернулись массовым употреблением всевозможных суррогатов, из которых лосьоны и одеколоны были наиболее «благородными» заменителями. Тогда же появился и характерный анекдот: «Дайте два «Тройных» и одну «Розовую воду» — с нами дама!» Но реальность была такова, что в магазинах появились объявления о продаже одеколона с 14 часов и не более двух пузырьков в одни руки.
Другие суррогаты — бытовая химия (вроде клея «Момент» или дихлофоса), лекарственные растворы, антифриз и тому подобные токсичные вещества — вызвали рост числа отравлений со смертельным исходом (только в 1987 г. — И тысяч): к врачам обращаться по понятным причинам боялись. К 1988 г. стало отмечаться увеличение количества наркоманов{650}. Вытеснение пьянства из «общественных мест» привело к еще большей концентрации его в домашнем быту, тем более что граждане очень быстро перешли к выделке всевозможных заменителей исчезнувшего продукта.
Государство втягивалось в безнадежную «самогонную войну» с собственным населением. В 1988 г. Госкомстат и МВД вынуждены были признать, что стремительный рост потребления сахара (увеличение закупок в 1986–1987 гг. на 1,4 млн тонн) означал производство самогона на уровне 140–180 млн декалитров, что вполне компенсировало сокращение продажи водки и прочих алкогольных изделий{651}. Выявленные случаи самогоноварения (в 1985 г. — 80 тыс., в 1986 г. — 150 тыс., в 1987 г. — 397 тыс.) свидетельствовали не столько об успехах органов правопорядка, сколько о повсеместном распространении явления, пресечь которое, особенно на селе, было практически невозможно. В 1989 г. пресса констатировала, что общее количество нарушителей антиалкогольного законодательства достигло уже 10 миллионов человек, в следующем году их число составляло, по данным Госкомстата, 9,5 миллионов{652}.
Администрация и милиция оказались — иначе и не могло быть — бессильными перед массовым нарушением «трезвых» порядков, растущей и практически открытой спекуляцией и самогоноварением. Эта «отрасль», по мнению одного из крупнейших экономистов страны Л. И. Абалкина, в рекордный срок стала ведущей в сфере теневой экономики{653}. Общественная поддержка нового курса неуклонно падала, а призванное ее создать и организовать ВДОБТ превратилось в рутинную бюрократическую структуру со штатом в 6 500 человек и бюджетом в 15 миллионов рублей.
Одному из авторов этой книги довелось присутствовать в сентябре 1986 г. в Политехническом музее на выступлении лидеров трезвенного движения, посвященном годовщине его работы. Уже тогда перечисление достигнутых успехов сопровождалось критикой в адрес и самих активистов, не проявлявших должной энергии, и коммунистов, в массе демонстрировавших социальное лицемерие, и прочего населения, 3/4 которого, как явственно следовало из социологических опросов, по-прежнему считало возможным употребление алкоголя.
Но поставленные перед движением задачи и в тот вечер по-прежнему предлагалось решать с позиций ограждения народа от спиртного: утверждать «зоны трезвости», вводить «безалкогольные дни», «организовать» доставку пьяных домой с соответствующим штрафом и т. д. Начисто отсутствовали сколько-нибудь серьезный анализ исторически сложившейся алкогольной ситуации в стране и стремление ее учитывать — вплоть до того, что введение государственной монополии на водку в 1925 г. объяснялось происками «окопавшихся» в Наркомфине царских чиновников. О любителях выпить на работе предлагалось докладывать в органы народного контроля по «горячему телефону» 119-33-11. Вполне вероятно, что кому-то пришлось на практике познакомиться в подобными проявлениями «общественного мнения».
Претензии к работе ВДОБТ были фактически признаны одним из его руководителей С. Шевердиным, отметившим в журнале «Коммунист» и отсутствие в стране единой концепции противоалкогольной политики, и наличие «липовых» «зон трезвости», и бюрократическую заорганизованность движения: «Чего, к примеру, стоит… «грандиозный» замысел Казахстанского республиканского совета общества по составлению так называемого антиалкогольного паспорта для всех уровней: от трудового коллектива до республики! Над этим «произведением» наверняка пришлось попотеть: только по вертикали он состоял из 440 вопросов! Мудрено ли, что работники некоторых областных советов ни разу за полгода после образования в Казахстане «Общества борьбы за трезвость» не смогли выбраться в первичные организации?»{654}
И в других работах одного из главных «трезвенников» появились призывы к изучению положительного и отрицательного исторического опыта алкогольной политики в 1914–1925 гг. Но в деятельности самого Общества эти лозунги не нашли практического отражения, ведь сами его идеологи видели «корни» проблемы преимущественно в ошибочном сталинском курсе на введение водочной монополии.
Нараставшую критику в адрес Общества его руководители были вынуждены признать справедливой. III пленум Центрального Совета ВДОБТ отметил не только формальный рост рядов организации, но и определенный спад ее активности. «Добровольно-принудительное» членство не способствовало складыванию «боевого союза единомышленников». Бюрократический стиль деятельности не выходил из привычного круга административно-пропагандистских мер. Плакатно-газетное осуждение пьянства не подкреплялось соответствующим практическим опытом трезвой жизни и по причине его отсутствия в нужном количестве, и по бессмысленности «внедрения» новых советских обрядов вроде безалкогольных свадеб или «Дня урожая»{655}.
Не оправдали надежд и созданные для содействия власти специальные комиссии по борьбе с пьянством при исполкомах местных Советов. К полной трезвости их члены оказались «психологически не готовы, т. к. многие из них сами не безгрешны. В таких случаях обсуждение пьяниц носит формальный характер. Но даже если принимается решение о штрафе, то штраф в большинстве случаев не взыскивается — никому нет дела, перечислены ли деньги в Госбанк или нет. В бюджете этот вид штрафов бесконтролен, и целевые расходования его не предусмотрены», — жаловался заместитель председателя общественного совета ДОБС Запорожской области на Украине В. С. Тропешко{656}. Никак не отразилось на деятельности ВДОБТ и знакомство с зарубежным опытом (в частности, с работой общества «Анонимные алкоголики»), несмотря на поездки в США руководства Общества.
Между тем развернувшиеся в стране исследования объективно показали утопичность мер, утверждавших немедленную трезвость в качестве «закона нашей жизни». Эффект кампании оказался непродолжительным, поскольку она строилась на всякого рода запретах, принудительном ограничении производства и продажи спиртного и т. д., что привело к временному уменьшению потребления алкоголя. Однако неблагодарное население быстро приспособилось к новой ситуации. Уже спустя два года показатели одного из главных завоеваний антиалкогольной кампании — снижения смертности — прекратили рост, и наметилась тенденция возвращения к прежнему, до 1985 г., уровню{657}. Вопреки расчетам, не уменьшилось, а возросло количество алкоголиков, в том числе несовершеннолетних; причем прогнозы социологов предполагали увеличение их числа в 2–3 раза. Не радовала и поднявшаяся на алкогольной почве преступность, как это было и в 1915–1916 гг.{658}