Споры о принципах и тактике привели в итоге к расколу некогда единого Общества трезвенников. Уже в конце 1988 г. появился «Союз борьбы за народную трезвость» во главе с Ф. Угловым и В. Ждановым, а в журнале «Трезвость и культура» было опубликовано «Открытое письмо» оппозиции новым веяниям в Обществе. Его руководство, вместе с политиками более высокого уровня, обвинялось в совершении «проалкогольной антитрезвеннической контрреволюции» и несоответствии «трезвенническому критерию патриотизма», включавшему, в числе прочих составляющих, «раскрытие подлинных фамилий алкоголизаторов», начиная с 1917 г., и осуждение «сионократического клана брежневщины».
Программа «Открытого письма» предусматривала самые жесткие меры против «врагов отрезвления» (восстановления декрета СНК от декабря 1919 г., 5-летнего тюремного заключения за самогоноварение, перезахоронения с Красной площади тела Брежнева), запрещение кефира, поголовные талоны на сахар и… распределение дефицитных управленческих должностей строго на основе «равновесного, справедливого и пропорционального представительства» национальностей, наиболее пострадавших от «алкопожара»{679}. Полемика завершилась к концу 1990 г. расколом и редакции «Трезвости и культуры»{680}.
Противники столь радикально-патриотического курса пытались перестроить работу Общества на иных началах. Во главу угла была поставлена подготовка общественного мнения с учетом возраста, пола, национальных традиций, степени алкогольной зависимости людей, не допуская по отношению к ним административного нажима и унижения человеческого достоинства, как заявлялось на его II Всесоюзной конференции в конце 1990 г. В феврале 1991 г. обновленное Общество (теперь оно называлось «Всесоюзное общество трезвости и здоровья») получило свидетельство о регистрации своего устава.
Распад СССР внес в этот процесс свои коррективы. На III конференции ВОТиЗ было преобразовано в «Международную лигу трезвости и здоровья — союз равноправных обществ». В новых условиях прежняя централизация общественных инициатив была уже, к счастью, ненужной, и поэтому наряду с Лигой в 1991–1992 гг. стали действовать Всесоюзное объединение «Оптималист», ассоциации «Наркология» и «Возрождение», Православное братство «Отрада и утешение», Московское объединение «Трезвость», «Движение последователей братца Иоанна Чурикова» и иные организации.
И преобразованным, и новым трезвенным организациям приходилось начинать работу в нелегких условиях. Прежний размах был им уже не под силу. Не имела последствий попытка журнала «Трезвость и культура» выдвинуть в 1990 г. законопроект конституционной нормы, запрещающей любую деятельность, связанную с «изготовлением, распространением, пропагандой потребления алкогольных изделий, наркотических и других дурманящих веществ». Без ответа осталось и открытое письмо трезвенников Президенту СССР, опубликованное летом того же года. Аналогичная судьба постигла и переданную в Верховный Совет СССР Госкомитетом по науке и технике и Минздравом СССР программу формирования здорового образа жизни.
Созданные когда-то в духе властных указаний местные отделения бывшего ВДОБТ рассыпались, оставляя нередко лишь единицы действительно заинтересованных делом людей; серьезно скомпрометированной оказалась и сама идея, тем более что на волне свободы печати на «трезвенников» часто сваливали все грехи скороспелой кампании, развернутой совсем не ими. К сожалению, в этом хоре с достойной лучшего применения искренностью звучали голоса тех, кто своей властью и авторитетом санкционировал в свое время «поход» за трезвый образ жизни.
С цифрами в руках подвел экономический итог завершившейся борьбы за трезвость бывший премьер Рыжков: «Смысла в кампании этой бездарной никакого изначально не было и после не появилось». А. Н. Яковлев не менее авторитетно отозвался о более близкой ему идейно-политической сфере: «Не будем касаться материальных потерь — о них уже много сказано. Но разве в процессе развернутой административной вакханалии наше общество стало морально лучше, чище? Да ничего подобного! И самогоноварения стало куда больше, и наркомании, и токсикомании, и спекуляции развелось невпроворот. И организованная преступность заработала на этом колоссальные средства, по сути, организованно встала на ноги»{681}.
Еще один «специалист по идеологии» из команды Горбачева и бывший секретарь ЦК КПСС В. А. Медведев теперь уверен, что им же пропагандируемая в свое время кампания «никак не соответствовала духу перестройки, носила принудительный, нажимной характер по формуле: цель оправдывает средства»{682}. А сам бывший генеральный секретарь в одном из выступлений весело и с присущим ему профессиональным демократизмом рассказывал анекдот о себе, любимом: «Пришел мужик за водкой, а там очередь. Час стоял, два стоял — невмоготу стало. Обругал Горбачева последними словами и вызвался его «порешить». Однако очень скоро вернулся: оказалось, что там очередь еще длиннее»{683}.
Каждая из приведенных оценок имеет свой смысл, как и вывод того же Яковлева об отсутствии нравственности в политике, применительно к тем, кто ныне не без юмора отзывается о собственных деяниях, в благотворности которых недавно убеждал всю страну. Давно забытый ныне И. И. Полозков, например, в числе группы народных депутатов гневно клеймил практику выкорчевки виноградников и разгром виноделия в России{684}, будто и не он вовсе в чине первого секретаря Краснодарского крайкома КПСС громил в те годы эту отрасль.
Но что спрашивать с подчиненного? Его начальник в претендующих на известную академичность мемуарах уже писал, что сама инициатива антиалкогольной кампании принадлежала вовсе не ему и даже не возглавлявшемуся им Политбюро, а некоей «общественности»; что ему очень мешало «неуемное рвение» Лигачева и Соломенцева; что, наконец, «полезное и доброе начинание» загубили нерадивые чиновники «на стадии исполнения», а сам автор если в чем и виноват — то лишь в «отчаянной занятости», помешавшей, на беду, их проконтролировать. Впрочем, лучше поздно, чем никогда: в 2001 г. Горбачев, можно думать, вполне искренне поведал: «Русский человек становится откровенным только со стаканом или рюмкой. Антиалкогольная кампания позади, и я могу выпить»{685}.
С другой стороны, от лица трезвенников-экстремистов, раздаются хвалы в адрес отошедшей в прошлое кампании, сохранившей, их мнению, миллион человеческих жизней и повысившей на 1 % производительность труда. Данные о бюджетных потерях от неумеренной борьбы объявляются «беспардонной ложью», а в провале всей кампании обвиняются злобные враги трезвости в лице партийных чиновников и «алкогольной мафии»{686}. Оценивая вышеизложенные позиции, поневоле приходится подтвердить расхожую истину: история мало кого учит — но зато хорошо проучивает.
Впрочем, и настоящие борцы еще не перевелись. Всероссийское общество трезвости и здоровья действует и продолжает бороться с пьянством. После ухода номенклатуры остались настоящие трезвенники-энтузиасты, испытывающие новые методы лечения алкоголизм, издающие свою газету «Пробуждение», проводящие конференции.
Цена питейной свободы. Независимо от запоздалых признаний политиков и функционеров, алкогольный «прорыв» ослабевшей системы запретов был предрешен. Однако крах майских решений 1985 г. означал не только очередной ошибочный шаг — он нанес мощный удар по всей системе.
Попытка одним ударом срезать акцизы и вздуть расходы привела к бюджетной катастрофе. Криминальные структуры в короткие сроки окрепли и накопили стартовые капиталы для дальнейших подвигов. Миллионы вполне законопослушных граждан приобрели неизгладимый опыт сознательного нарушения закона, поскольку, даже если сами не гнали самогон, то покупали его или добывали спиртное из-под прилавка. Почти столь же массовым и еще менее искоренимым стало коррумпирование милиции. Вышла из подполья и быстро усилилась наркомания со своими страшными последствиями.