«Видехом бо у великых государей и самодержцев сице творима: егда убо о некоторых делех взыскание творят, благочинно и не кричанием глаголют же. Преже убо государь глаголеть, потом же и вси прилучившиеся по единому глаголют. Аще ли же начнуть мнози глаголати, тогда с яростию и гневом запрещение приимут от државнаго».
Первый вызов Иосифа в Москву совпадает с возвращением из ссылки его друзей и покровителей братьев Челядниных. Около того же времени и брат Иосифа, Вассиан, сделан был архимандритом Симонова монастыря. Вообще Иосиф появился в Москве при самых благоприятных для врагов ереси обстоятельствах. Уже более года томился в заключении великий князь Димитрий-внук и возложено было на него железо; была заключена и мать его, еретица Елена. Вся сила была теперь на стороне Василия, уже пожалованного великим княжением, — и не без его влияния сам Иван Васильевич пожелал видеть Иосифа. Ранее заключения невестки великому князю-отцу неловко было иметь личные сношения с Иосифом, стойкость которого в преследовании еретиков была ему хорошо известна.
Двадцать четыре года прошло с тех пор, как Иосиф последний раз виделся с державным. Тогда Иван Васильевич чествовал в Иосифе преемника в игуменстве святого старца Пафнутия; теперь перед ним был основатель и игумен монастыря, уже знаменитого благоустройством и строгостью устава; но что гораздо важнее — перед ним был защитник православия и враг людей, бывших столь долго в силе у него самого.
Много пережил за это время Иван Васильевич. Это был уже не осторожный московский князь, готовый бежать от Ахмата, а державный государь всей Русской земли, покоритель великого Новгорода и Тверского великого княженья. На нем было много дел, запятнавших его совесть в глазах современников: опалы на бояр, лютые казни в Москве и Новгороде; взятие в плен обманом брата Андрея Васильевича и гонение на детей его — отроков, снискавших приют, после долголетнего пребывания в темнице, в монастыре Димитрия Прилуцкаго, где одного из них церковь осенила венцом святости, и наконец, заключение в тюрьму юного, им самим возвеличенного, венчанного великого князя Руси, внука Димитрия. Никакие из темных дел Ивана Васильевича не возбуждали против него Иосифа. Он помнил только дружеские сношения великого князя с попом Алексеем, равнодушие его к нечестию Зосимы и милости, оказываемые в продолжении многих лет Федору Курицыну. Иосиф хорошо сознавал, что имеет дело не с Иваном Васильевичем, каков он был в 1479 году, когда еще никакие новизны не тревожили ума великого князя, когда он мог поспорить в ревности к святыне с митрополитом; когда он украшал гробы праведных и, прославляя новых чудотворцев митрополитов, под собственным религиозным впечатлением провозгласил святым благочестивого князя Московского Даниила (Степ. кн. 1,380). Теперь было не то безмятежное время, когда сама собой затепливалась в Успенском соборе свеча пред образом Пречистой и великий князь призывал Вассиана Рыло на прение с митрополитом о том, как ходить вокруг церкви по солнцу или против солнца.
Великий князь принял Иосифа наедине и начал говорить с ним о церковных делах. Само собой разумеется, что они говорили о тех двух важных вопросах церковных, о которых была речь на соборе: о вдовых священниках и о владении монастырском. Поговорив о церковных делах, великий князь завел речь о новгородских еретиках.
Надо заметить, что незадолго до этого свидания с Иосифом Иван Васильевич схоронил супругу свою, с которой прожил 31 год. Сам он, чувствуя слабость в теле, уже помышлял о смерти. Усталая душа искала примирения; в ней пробудились чувства, а с тем вместе и убеждения прежних лет, во всей их строгой замкнутости. Зная Иосифа за строгого поборника православия, Иван Васильевич желал оправдать себя в его глазах и получить от него прощение за прежде бывшее с его стороны покровительство еретикам. «Я узнал о ереси, — сказал он Иосифу, — и ты меня прости в том, а митрополит и владыки простили меня». Иосиф, который до того был настолько осторожен, что даже не начинал говорить о еретиках, был поражен таким смирением. «Государь, сказал он великому князю, — как мне тебя прощать!» И тогда Иван Васильевич вторично сказал ему: «Пожалуй, прости меня!» Иосиф отвечал ему, что за прежних еретиков его Бог простит только тогда, когда он восстанет на нынешних: «Государь! Только ее подвигнешь о нынешних еретиках, ино и в прежних тебя Бог простит».