— Вы умеете говорить по-туркменски, доктор, или как придется?
Студитский улыбнулся:
— С узбеками я находил общий язык. Думаю, найду общий язык и с туркменами. Я хорошо изучил турецкий.
— Ну-ну, — опять помрачнел Скобелев. — Вы уже продумали, какими делами займется ваша миссия в Туркмении?
— В общих чертах, господин генерал. Буду исполнять службу в соответствии с обстановкой.
— Не нравится мне расплывчатость, — посуровел Скобелев.
Все следили за беседой генерала с доктором и чувствовала предвзятость Скобелева. Милютин поспешил вмешаться:
— Михаил Дмитриевич, оставьте этот разговор. Капитану будет особое задание. Сегодня он его получит.
— Как вам будет угодно, ваше сиятельство, — с деланной беспечностью согласился Скобелев и прибавил: — В самом деле, меня что-то потянуло на скучный лад.
Спустя полчаса в зале вновь звучала музыка и кружились пары. В боковой галерее, где стояли диваны и пальмы в фаянсовых вазах, курили и беседовали чиновники. Офицеры сели в одной из комнат, рядом с бильярдной, играть в карты. Скобелев сразу, как только кончили ужинать и донеслась музыка, пригласил графиню в танцевальную залу. Милютина, выходя из столовой, остановилась возле Студитского.
— Браво, браво, капитан. Это я рекомендовала вас в миссию. Я уверена, вы с успехом справитесь с возложенными на вас обязанностями.
— Ваше сиятельство, я польщен вашим вниманием, — довольно холодно отозвался он.
— Господин капитан, — сказала она строже. — Вам сообщили, что вместе с вами отправляется одна из сестер милосердия Красного Креста?
— Да, ваше сиятельство. Я просматривал список лиц, выезжающих со мной, и заметил — среди них есть одна женщина. Кажется, Трепова или что-то в этом роде.
— Трепетова, — поправила его Милютина. Обернувшись, она подозвала миловидную барышню с грустными глазами. — Познакомьтесь, господин капитан: Надежда Сергеевна…
Барышня в таком же, как у графини, наряде, но без бриллиантовых украшений, только на груди зеленая брошь, смущенно протянула руку. Капитан, склонившись, коснулся губами ее руки:
— Лев Борисыч…
— Ну вот и ладно, — удовлетворенно сказал Скобелев. — Мне за всю турецкую кампанию не было отдано столько почестей, сколько их получил доктор Студитский в один вечер. Милейшая, оставим счастливца и поспешим в залу, — поторопил он графиню.
Милютина еще раз одарила капитана обворожительным взглядом, словно не хотела его оставлять с другой, и удалилась.
Студитский спросил у новой знакомой, не желает ли она потанцевать. Барышня кивнула охотно. Он взял ее под руку, но тут появился адъютант Милютина:
— Господин капитан, будьте любезны, вас ждет министр.
Милютин поджидал его в своем домашнем кабинете. Тут же сидел генерал Петрусевич.
— Садитесь, доктор, — указал министр на кресло с гнутыми ручками, — Можете курить, господа. — Он поставил на край стола перламутровую пепельницу и повернулся к капитану. — О ваших предстоящих делах в Туркмении, как мне известно, вы уже беседовали с Обручевым. Он, вероятно, вам сообщил обо всем. К вам присоединятся купцы и акционеры торговых обществ. На сей счет получите подробные инструкции. А сюда я вас позвал, чтобы поговорить о более важном деле…
— Слушаю, ваше сиятельство, — сказал Студитский, прислонившись к спинке кресла и скрестив руки на груди.
Милютин перевел взгляд на Петрусевича, который сидел напротив, курил чубук.
— Прошлым летом, — начал министр, — генерал Петрусевич побывал в Афганистане и Туркмении. Ныне он является одним из авторов плана по освоению Ахалтекинского оазиса. План общеизвестен. Но есть в нем детали, не подлежащие огласке. Прошу, генерал-майор, ознакомьте нас с делом, которым предстоит заняться капитану Студитскому.
— Извольте, ваше сиятельство, — с готовностью отозвался Петрусевич, прикрыл медной крышечкой чубук и положил его на пепельницу. — Итак, в мае прошлого года в лагерь бывшего командующего в Закаспии, генерала Ломакина, приехал знатный текинец по имени Тыкма-сердар и попросился на русскую службу. Генерал охотно принял его, выдал ему жалованье и велел ехать в Ахал и уговорить тамошних ханов, чтобы и они, вместе со всем текинским народом, перешли на службу России. Сердар вернулся ни с чем: главные люди Ахала — Нурберды и Омар, уже вошедшие в деловые сношения с персидскими властями и английскими офицерами, осмеяли Тыкму и прогнали прочь. Тыкме все же удалось склонить на сторону русских жителей Беш-кала, то бишь Пяти крепостей. Они и сейчас проявляют к нам сердечность, но сам сердар, как говорят его соотечественники, возненавидел русских… Понятно ли я говорю? — спросил Петрусевич.