Широкую известность приобрели слова, якобы сказанные Плеве: «Нам нужна короткая победоносная война». Но война, развязанная Японией, опиравшейся на союзную с ней «владычицу морей», в обстановке крайне для России невыгодной, пагубной, была чем угодно, но только не войной, устроенной царем и его министрами для укрепления самодержавия.
Влияние войны в другом. Война потребовала общенационального напряжения сил, и царь для укрепления единства попытался найти общий язык с оппозиционной либерально-демократической общественностью. Действия императора, порывавшего с обанкротившимся курсом Плеве, заслуживают внимания, особенно в контексте событий. Конец июля 1904 г. ознаменовался двумя крупными событиями, а именно: 28 июля русский флот попытался прорваться из осажденного Порт-Артура во Владивосток, но в тяжелом бою потерпел неудачу. Это был конец первой тихоокеанской эскадры. 30 июля в царской семье родился долгожданный наследник. Крестным отцом его стал германский император Вильгельм II. По этому случаю в торжественном манифесте провозглашались традиционные милости и льготы — прощение недоимок и законодательная полная отмена телесных наказаний. Но в эти же августовские дни на полях Маньчжурии произошло первое генеральное сражение при Ляоляне и армия Куропаткина, понеся большие потери, отошла к Мукдену. Новогодний рубеж принес весть о падении Порт-Артура, а затем последовало Кровавое воскресенье. Именно в эти дни потрясенный Ключевский и записал в дневник, что 9 января горше Порт-Артура — войска стреляли в свой народ, и сделал вывод, что тем самым династия подписала себе смертный приговор — Алексей царствовать не будет!
Именно после Ляоляна, падения Порт-Артура и гибели флота в стране в общественном мнении стало крепнуть убеждение, что конечная победа над Японией проблематична.
Император был настроен решительно: «Буду продолжать войну до конца, до дня, когда последний японец будет изгнан из Маньчжурии», — писал он в октябре своему кузену Вилли. Это было невольное повторение известных слов Александра I в «грозу двенадцатого года». Сходные ситуации порождают и сходство чувств и мыслей у людей, отвечающих за Отечество.
В эти дни борьбы, упований и горьких разочарований и катастроф император вручает судьбу страны князю П. Д. Святополк-Мирскому — опытному сановнику, занимавшему до этого должность товарища министра внутренних дел, имевшему репутацию либерально мыслящего и просвещенного деятеля. Современники свидетельствуют, что во время аудиенции на вопрос императора о программе князь заявил, что считает прежде всего необходимым покончить с противопоставлением — «мы» и «они», власть и общество. И царь заметил: «И я так же думаю». Первые шаги князя-министра говорили о его серьезных намерениях. «Мы дадим земствам самую широкую свободу», — говорил он в беседах с корреспондентами своих и зарубежных органов печати.
Подлинную сенсацию вызвали его слова о взаимном доверии власти и общества. Это было возвращение к курсу Горемыкина в 1899 г., так несчастливо оставленному. Искреннее и благожелательное отношение власти к земству, другим общественным организациям было пока лишь декларацией о добрых намерениях, но после Плеве с его охранительством это вызывало взрывы надежд и радостных упований. Слова министра — веяние весны, ее первый явный признак, это эра доверия, восклицал редактор-издатель «Нового времени» А. Суворин (известный «реакционер», друг, издатель А. П. Чехова). Шаг вперед — впервые за 100 лет шаг (писало «Новое время» 24 сентября). Вот так, впервые за столетие, струя свежего воздуха, весна, но не оттепель, как у Тютчева в 1854 г. и у Эренбурга через век, а весна, купель, ручьи — буйство красок, половодье чувств. Без учета этой весенней свежести нельзя понять статью профессора Е. Н. Трубецкого «Война и бюрократия», появившуюся 26 сентября в журнале «Право» — ставшем в эти дни рупором создававшейся партии кадетов.
Основная мысль статьи вынесена в ее название, именно всевластная бюрократия повинна в трагедии Порт-Артура. «Русское общество спало по распоряжению начальства», «Россия проспала появление врага на Востоке», «Пока русское общество спало, над ним бодрствовала бюрократия», и главный вывод: «Не армия и флот терпят поражения! То были поражения русской бюрократии!»