18 Таганцев Н. С. Указ. соч. С. 165. Заметим, что превращение обывателя (при Павле I так предпочитали называть подданных) в гражданина произошло в «грозу двенадцатого года». Честь стала выше слепого послушания.
19 Любопытно, что воскрешение этого права «печалования», и при том без особого на сие соизволения, казалось бы, самое скромное по своему существу, было первою вольностью, не пропущенною политическою цензурою канцелярии Комитета министров, выполнившего волю премьера. Внешний повод — было равноправие держателей государственных сил: если нельзя подавать петиции и являться с жалобами в палаты, то, разумеется, нельзя подавать таковые и другим государственным властям, хотя бы и монарху. Но, конечно, закулисное освещение было иное: ведь от этих петиций легко перейти к «хождению в Версаль» или к чему-нибудь подобному. Увы! Все это оказалось «тщетною предосторожностью» (примечание Н. С. Таганцева. — А. С.).
20 Таганцев Н. С. Указ. соч. С. 167.
21 Эти замечания Тхоржевского будут обозначены в дальнейшем наложении поправок Государственные канцелярии. Замечу, что замечания барона Нольде соответствовали пожеланию графа Витте.
22 Витте С. Ю. Воспоминания. Т. 3. С. 300–301. Надобно заметить, что «стряпня» Витте, вернем графу его словечко о конституционном характере проекта Госканцелярии, якобы беззубых законов и полной свободе, представляемой якобы депутатам Думы, до того вросла в историографию проблемы, что в самых новых работах приходится встречаться с «широкими полномочиями» Думы, якобы упраздненными из проекта Витте, отстоявшим прерогативы императора.
См. также: Дякин В. С. Чрезвычайно-указное законодательство в России (1906–1914) // Вспомогательные исторические дисциплины. Вып. 7. М., 1976. С. 245.
Этап II
Обсуждение проекта в Совете министров «Советский» проект[2] царской конституции
Граф Витте умел работать и быстро схватывал суть дел, с которыми сталкивался. Так случилось и теперь. Ознакомившись с материалами, врученными Э. Ю. Нольде (вторая редакция проекта), Витте 2 марта во всеподданнейшем докладе царю изложил свою оценку Проекта № 1 (полученного 20 февраля от Сольского): «Проект, по моему мнению, с одной стороны, содержит несколько статей таких, которые допустить опасно, а с другой — не содержит таких положений, которые при новом порядке вещей являются безусловно необходимыми. Я говорю об определении, что такое закон, что такое постановление (декрет), издаваемое в порядке верховного управления. В настоящее время почти все представляется законом, ибо, при точном соблюдении положения о Государственном Совете, почти все должно бы было проходить через Государственный Совет. Если такой порядок вещей представлял удобство для монарха, когда Государственный Совет являлся совещательным учреждением, то он может представить самые большие затруднения при новом положении вещей. Об этом я заявлял неоднократно в заседаниях, рассматривавших новые положения о Государственном Совете и Государственной Думе. В экземпляре, переданном мне графом Сольским, статей, касающихся этого предмета, не имеется. Затем у меня есть сомнения относительно основных законов, касающихся опеки»1.
Как опытный царедворец, премьер предпринял глубокую разведку с целью уточнить позицию монарха и представить себя в самом лучшем свете. Его заявление о закулисной игре, якобы против премьера направленной, — это позднейшее изобретение автора мемуаров. А его мнимая печаль об умалении роли Государственного Совета и особенно о практике чрезвычайного указного законодательства по сути — совет царю и далее действовать в том же духе. Ведь это пресловутое чрезвычайно-указное законодательство, застарелая, не поддающаяся излечению хвороба российской государственности. Тяжкое ярмо — создание самовластья. Его обличал еще Коркунов. Не знаем, была ли его книга «Закон и указ» в числе тех пособий, которые вручили Витте Петражицкий и Гессен для графского самообразования, но диагноз смертельного недуга Витте указал точно.
Во всеподданнейшем докладе 2 марте 1906 г. Витте настаивал на том, чтобы Основные законы, даже если они будут оставлены без изменений, предусматривали все же право монарха издавать декреты. 4 марта царь приказал «при условии полной тайны» обсудить проект в Совете министров2. Предложение премьера ему явно пришлось по душе. Это был эффектный ход Витте, он со знанием дела (и закулисных игр, в коих играл не последнюю роль) поднял тему, особо волновавшую царя. И как тут не взволноваться. Вот-вот придет законодательная Дума, по новой редакции Основных законов из царского титула о самодержавном государе уже исчез «неограниченный».