Аристократия, элита, достигали взаимопонимания, делали карьеру за счет трудового люда. В привилегированном положении была аристократия немецкая, польская, тюркская, грузинская и пр. Она служила своему государю и своей династии (немцы-прибалты считали ее гольштинским домом). Характерно, что хан Нахичеванский, генерал Келлер и бароны Маннергейм и Врангель в дни вынужденного отречения Николая II были готовы двинуть свои корпуса (гвардии и казачества) на помощь императору по первому же сигналу, но он так и не последовал. Их поведение поразительно отлично от позиции великих князей Романовых. И еще. Во время Зимней войны 1939 г. у Маннергейма на столе стоял портрет Николая II с надписью «Мой Государь». Много позже он принимал у себя в Швейцарии как старых сослуживцев бывших русских офицеров Уланского гвардейского полка. Это был «его полк»15. Подобные факты свидетельствуют о наличии определенного образа мыслей, поведения, традиций, оказавшихся весьма стойкими, хотя все же и недостаточными «скрепами» империи.
Особого внимания заслуживают материалы Витте при научной экспертизе проекта законов. Они весьма характерны и помогают уточнить позицию премьера и суть тогдашних споров вокруг новой редакции коренных законов.
Особенное значение Витте придавал вопросу о титуле «самодержец». Соответствующая статья в проекте Государственной канцелярии гласила: «Государю императору, самодержцу всероссийскому, принадлежит верховная в государстве власть». Измененная Советом министров формула звучала так: «Императору всероссийскому принадлежит верховная самодержавная власть. Повиноваться власти его не только за страх, но и за совесть сам Бог повелевает». В сущности, разницы не было. Но в процессе работы над конституционными проектами возник вопрос о согласовании титула императора с наличием Госдумы и «началами Октябрьского манифеста». Исчезновение из титула словечка «неограниченный» и было связано с этим конституционным духом. Но Витте знал позицию императора, упорно настаивающего, что сохраняется «самодержавие как встарь». Императору было не по душе, что в проекте новой редакции законов исчезла «неограниченность» его власти. Витте, учитывая позицию царя, внес в формулу Совета министров это уточнение, заявляя, что, поскольку власть царя не будет более определена как неограниченная, необходимо назвать ее самодержавной. Он считал это своей главной заслугой.
Чтобы обосновать сохранение самодержавного характера царской власти, Витте обратился за помощью к В. О. Ключевскому и получил справку. Смысл ее был в том, что хотя после актов 6 августа и 17 октября царская власть «перестает быть абсолютной, неограниченной и становится конституционной», но тем не менее не перестает быть самодержавной. Доказывалось, что исторический термин «самодержавие» в Древней Руси не выражал понятий неограниченности и абсолютной власти, которые стали с ним связывать лишь в XVIII в. До Петра I самодержавие было символом единодержавия и означало независимость монарха и суверенность страны во внешнеполитическом отношении. Николаю II разъясняли, что он вернет «исконному старинному титулу русских государей» его первоначальное значение. Словом, царю Николаю надобно ладить с Думой, как и его пращуру Алексею Михайловичу, правившему вместе с Земским собором, и вместе с «лучшими людьми» оберегать интересы державы. Конституционный монарх — это гарант единства целостности России, нерушимости ее границ. Манифест 17 октября не уничтожил власти самодержавного царя. Аналогичные положения, но уже историко-правовой юридической аргументации излагались в трактате профессора-правоведа Киевского университета О. Эйхельмана, приславшего Витте свой проект Основных законов16.
Толкованию понятия самодержавности в ее историко-юридическом аспекте посвящена обширная литература. Она связана неразрывно с определением характера и сути рождавшейся думской монархии. Подводя итог спорам современников о том, следует ли признать Основные законы конституцией, известный историк-правовед профессор Марк Шефтель пишет: «Только русская литература по конституционному праву дала ясный ответ: Россия стала конституционной, ограниченной, представительной монархией, хотя и наименее развитого типа по сравнению с другими конституционными монархиями Европы»17.