В дореформенной официальной терминологии власть императора именовалась как «самодержавная и неограниченная». В допетровской Руси слово «самодержец» — перевод титула византийского императора autocrator — имело значение «независимый», «самостоятельный». Суверенный государь, а не ордынский данник. Князь при этом делил власть (держал совет) с боярами (дружиной), митрополитом, с епископами (Освященный собор), с городским собранием (вече), которое могло и свергнуть князя («поди, ты нам не люб»). При наличии таких советников-соправителей, образовывавших своего рода триумвират, трудно говорить о нераздельности княжеской власти. Дело стало меняться с завершением собирания земель вокруг Москвы и падением ордынского ига. Иван Грозный потребовал всей полноты власти и внутри страны по отношению к подданным, замыкая все структуры правления, суда, законодательства на своей личности, опираясь на личную гвардию опричников. Политика эта потерпела крушение, вызвала Смуту великую. По ее ликвидации, при первых Романовых, «избранных на царство», когда рядом с царем и боярской Думой заседали в «Совете всея русской земли» Освященный собор с патриархом и лучшие люди на выборных началах, посланцы всех градов и всей земли от всех сословий, говорить о самовластии монарха не было оснований.
При Петре Великом ситуация в высших эшелонах власти стала иной, исчез Земский собор, упразднили и патриаршество. Термин «самодержец» был истолкован в смысле: неограниченный. В таком значении он был введен Павлом I (1797 г.) в Основной закон об императорской фамилии, а затем включен в Свод законов Российской империи 1832 г. На это положение Свода законов опирался император.
Между историками и правоведами не было в то время совпадения оценок в понимании терминов «самодержавие» и «единодержавие». Лазаревский указывал, что, согласно Основным законам (1832 г.), слово «самодержавный» есть синоним неограниченности «власти». Употреблены два слова, но смысл один — «та же власть». Лазаревский напомнил, что на аналогичной позиции стояли Н. М. Коркунов, А. Д. Градовский, авторы других курсов по русскому государственному праву, которые руководствовались понятийным аппаратом, задействованным М. Сперанским, то есть самодержавие означает не внешнюю самостоятельность, а внутреннюю ее безраздельность (Коркунов), русский император не разделяет своих верховных прав ни с каким установлением [органом власти] или сословием в государстве (Градовский).
Конечно, классики истории русского государственного права знали, что единодержавие — древний, широко употреблявшийся до Петра I термин и что лишь с «духовного регламента» великого императора был произведен крутой переворот в лексиконе, отождествивший волю монарха с правдой. Тогда как в святой Руси полагали, что правдой во всем ее объеме обладает лишь Господь Бог. Исторические изыскания, заявляет вдруг категорично Лазаревский, для нас совершенно безразличны. «Мы придерживаемся научнолитературного и народного словоупотребления и слово „самодержец“ употребляем как синоним „абсолютизма“, то есть в смысле неограниченной монархии»18. Это по меньшей мере весьма спорно.
Строго говоря, забвение «единодержавия», а к этому, в сущности, пришел Лазаревский, не стыкуется с духом и буквой Основных законов, где провозглашается единство и неделимость державы Российской. Она, конечно, фокусируется на особе императора. Граф М. Сперанский не мог не считаться с этим. Можно и должно его положения уточнить, развить, но только не игнорировать. Проблема единой и неделимой державы — это стержень государственного национального самосознания русского народа (всех трех его ветвей), да и подавляющего большинства нерусских этносов, соучастников становления и развития российской государственности. За единую неделимую Россию сражалась Белая гвардия (четыре года день в день). Можно и должно оспорить ее идеалы, но феномен единой и неделимой — это неопровержимый факт. Историк права обязан все это учитывать.
Еще раз подчеркнем важность историко-правовых данных. Формула единодержавия появляется в результате объединения русских земель (княжеств и республик) в единое государство. Государь всея Руси перестает быть данником ордынских ханов. Единодержавие — это не только суверенность, независимость, но прежде всего единство, целостность державы и неприкосновенность ее границ. Внутреннее единство, мощь объединенных земель обеспечивают суверенность, достойное место Руси среди сопредельных цивилизаций. Внешним, парадным выражением этого могущества, единства суверенного бытия и был царский титул. Критики самодержавия, требовавшие его сокрушения, не приняли этого во внимание. Били в царя, попали в Россию.