— Общественность вас не поймет и осудит, — пригрозил парень.
— Общественности будет достаточно того, что вы, прикинувшись гостями, проникли в мой терем, пытались убить меня и поджечь город, — спокойно отвечала я.
— Какое гнусное коварство! — поражался ханыч.
— То, что вы стакнулись с моим усопшем мужем — тоже не делает вам чести, — парировала я.
— Клевета!
— Чем докажете?
— Докажем — что? — не понял Абдулла.
— Что не имели тайных сношений с покойным королем Альбертом на предмет захвата Княжества? — припечатала я.
— Но… У вас же тоже нет доказательств!
— Вот видите, — улыбнулась я. — Ваше слово против моего. А верят всегда победителям. И летописи пишутся с их слов.
— О женщины! — патетично вопиял Абдулла. — Имя вам — предательство!
— Хочу напомнить, что сейчас вы сидите в моей темнице, и недовольство мной или моим правлением… как бы так выразиться… Может не слишком благоприятно сказаться на вашем пребывании здесь, — внезапно я открыла в себе новое качество: когда меня злили, я становилась прямо очень вежливой, вот только говорила откровенные гадости.
— Чего же вы хотите? — устало поинтересовался ханыч.
— О, я всего-навсего решила попробовать себя в роли злодейки, — мило улыбнулась я. — Вы, мужчины, так любите похищать незамужних благородных девиц, что мне тоже стало интересно — каково это. Так что, ханыч, вы у меня в плену, и пробудете здесь до того момента, как за вас заплатят выкуп.
— Княгиня, вы воюете не по правилам, — гордо сказал Абдулла. Увы, кто в наше время соблюдает правила благородного ведения войны? Только те, кто проигрывают, а мне таковой быть ой как не хотелось…
Хану Ибрагиму был послан гонец с письмом, в котором сообщалось текущее положение дел. Нет, что вы, я ни на чем не настаивала, и не ставила ребром никаких вопросов, однако ненавязчиво намекала, что правильное решение в этой ситуации — одно.
Впрочем, очень скоро я начала понимать недовольство Колдуна благородными пленниками. Ох, и какая же с ними морока! Абдулла проявлял себя, как только мог. Он орал жутко неприличные песни (это притом, что сквернословия в них не было, но какие сравнения, какие образы!), он играл со своими же стражниками в кости, шельмовал и бессовестно их обыгрывал, он начинал нудеть старинные кочевные песни — длинные, непонятные и безрадостные, как их степь (два стражника пытались повеситься на собственных перевязях).
Решение мной было найдено неожиданно. В один из вечеров я просто поставила сторожить темницу нашего палача-поэта. Уж не знаю, о чем они вели поэтические беседы об искусстве, однако наутро у ката были на редкость блестящие масленые глазки, а сам Абдулла выглядел удивленным филином — таким же большеглазым и молчаливым. Так что, я решила, что эти двое нашли друг друга в полной мере.
Глава 11
— Вдовствующая супруга короля Альберта Двенадцатого, королева, Светлая княгиня Ярослава! — звучно объявил церемониймейстер, впуская меня в зал. Собравшиеся встретили меня не слишком-то радостно и одобрительно. Я бы даже сказала, что они предпочли бы не видеть меня всю оставшуюся жизнь, но, увы, такого счастья я не могла им доставить.
Благородное собрание, поднимаясь, встретило меня взглядами голодных гадюк. Я отвечала им улыбкой сытой цапли, поглаживая живот.
— Рада вас видеть, благородные господа, — светло улыбаясь, ответила я, нагло садясь на трон, принадлежащий мужу. Высокий, напомаженный хлыщ сделал шаг вперед.
— Прошу простить меня, Светлая княгиня, однако, осмелюсь заметить, что вы перепутали трон, — с ледяной физиономией объявил он мне.
— Попрошу заметить, — еще ласковее улыбнулась я. — Что я — ваша королева, и, на данный момент, единственное лицо, облаченное властью, в этом зале.
— Но нами не может править женщина! — взорвался хлыщ. — Это нарушение всех традиций!
Видно, свой гнев они копили загодя, чтобы выплеснуть его сегодня, разом и на меня. Впрочем, справедливости ради, следует заметить, что я была к этому готова и тоже не блистала прекрасным настроением — маленький колдун, похоже, будет невероятно драчливым, потому как наружу он решил пробиваться с помощью кулачков и пяток. А оно очень и очень больно…
— Думаю, мы собрались здесь, чтобы обсудить именно этот вопрос, — очень вежливо произнесла я.
— Я уполномочен говорить от лица всех, присутствующих и отсутствующих здесь, — гордо вскинул голову хлыщ. Надо сказать, он нравился мне все меньше и меньше. — Меж собой мы давно решили — вся власть Благородному Собранию! — присутствующие поддержали его согласным ропотом. Я улыбнулась так, словно пыталась укусить их всех разом. Этикет трещал по швам.