Конечно, можно удивиться: как это так, стража не услышала шум борьбы? Во-первых, дверь в мою камеру-комнату довольно толстая, помнится, чтобы дозваться Айю или охрану, мне приходилось сильно повышать голос. А во-вторых, дело все в том, что шума и не было. За время драки ни Айя, ни я не издали ни единого звука. Айя, полагаю, из боязни быть разоблаченной. Я — просто потому, что в моменты ужаса мои связки будто парализует. Как ни силюсь — я не могу издать даже шепота, поэтому все, что остается — бороться молча.
На мой призыв о помощи никто не отреагировал. Похоже, звала слишком тихо.
— Да помогите же! — на этот раз получилось громче. Дверь заскрипела, и в комнату почти что влетел неизменный Рейналд. Я даже как-то вяло удивилась: он что, вообще не спит?
Опытный воин, впрочем, мгновенно оценил ситуацию. Послал одного напарника за Колдуном, второму приказал связать лежащую на полу Айю, а сам бережно взял меня на руки, и отнес на кровать.
— Кто это был, княжна? — непривычно тихо спросил Рейналд. Но тут его напарник откинул одеяло, и вопрос стал излишним. Мне же, если честно, было вообще не до него. Боль вернулась, и вернулась с процентами. На какое-то время я, похоже, просто потеряла сознание. В себя меня заставил придти громкий голос:
— Яра!
«Каков нахал», — подумалось мне. — «Кто ему позволял сокращать моё имя?»
Однако, почти сразу же все мои мысли вытеснила боль, и какой-то всепоглощающий ужас. Я почувствовала, как меня начала колотить крупная дрожь. Колдун удивительно нежно взял меня за плечи. От его рук исходило тепло и умиротворение.
— Держись, Яра, — его голос был глухим и тихим, словно бы я слышала его через подушку.
Держусь, подумала я. С тобой мне нужно быть сильной вдвойне.
С его руками на моих плечах было хорошо. Его тепло изгоняло отголоски боли из моего тела. Страшно хотелось спать. Нечеловеческим усилием воли я открыла глаза. И тут же увидела сосредоточенный и мрачный взгляд Колдуна. Зрачок в его голубом глазу занимал почти всю радужку, отчего тот казался черным. Карий глаз оставался для меня загадкой. Похоже, я начинала бредить.
— Хочу в камеру. С цепями, — еле слышно прохрипела я. Тепло было похоже на мягкие, убаюкивающие волны. Хотелось летать. Или стать рыбой — и плавать. Ну, или по-крайней мере, не думать, что сейчас я лежу на кровати, в одном исподнем, окровавленная, перед мужчиной, который меня похитил. И, кажется, даже желал. Фу, я точно брежу. Лучше я буду птицей, и буду плавать в этих теплых волнах. Или рыбой — и летать в небе. Или я просто буду ничем…
Я почувствовала, что снова проваливаюсь в вязкую темноту.
Я шла по темному коридору. Я не видела совершенно ничего, поднеся руки как можно ближе к глазам, я коснулась пальцами носа, но так ничего и не разглядела. Хотя, может быть, я просто ослепла. То, что вокруг меня коридор — я узнала, вытянув в резные стороны руки, и почувствовав кончиками пальцев каменную кладку. Поизучав некоторое время трещинки, я двинулась вперед. Через несколько шагов остановилась. Сзади послышался шорох. Потом спереди. Только не бояться, не бояться, не бояться… Моей ноги коснулось что-то теплое и с шерстью. От неожиданности, попыталась взвизгнуть, но горло словно пережало, и я не издала ни звука. Не бояться уже не получалось. Сколько я так стояла в этой темноте — не знаю. Шорохи раздавались уже со всех сторон. Наконец, я решилась сделать первый шаг. Шорохи настороженно притихли. Я осмелела и сделала второй шаг, третий, четвертый… Я снова вытянула руки в разные стороны, касаясь пальцами холодных камней. Лучше бы я вытянула их вперед, потому что уже через пару шагов пребольно ударилась обо что-то твердое. По привычке подняла голову, хотя все равно ничего не ожидала увидеть… Но мельком увидела ярко-голубое пятнышко, похожее на чью-то радужку, а потом меня резко развернули за плечи, я почувствовала прикосновение к шее острого лезвия… А потом мне просто перерезали горло.