В руках отца была искусно выточенная фигурка Древа — с обширной кроной, куда ему предстояло отправиться, с мощным стволом и толстыми длинными корнями — местом, куда отправляются заядлые грешники. Фигурка эта символизировало то, что душа покойного сейчас над этим всем, он еще не определилась и дано ей время увидеть всю мощь и величие Древа.
На покрывале, коим был укрыт князь, было искусно выткано изображение Духа-Хранителя — лишь росчерк, намек на человеческий силуэт, с еле видными чертами лица. Дух-Хранитель — наш вечный защитник, высшее существо, следящее за порядком, и ухаживающее за Древом. Ибо как бы ни было оно велико, однако же, и ему надобны заботливые руки.
По стенам покоя, где проходило бдение с телом, были развешаны пучки омелы и аконита — защита от Короеда — того, кто вечно пытается подточить, нанести вред Древу и детям его — людям. Короед обитал в мрачных Древесных Корнях, куда опускались на вечную тьму и забвение души грешников. По преданию, Короед всегда пытался подточить Древо, и, когда ему это удастся, и рухнет основа миров — наступит хаос, тьма и смерть.
Бдения с телом проходили ночью, после смерти, и были обязательной частью ритуала. Смысл был в том, чтобы любящие души и душа умершего могли соприкоснуться, сказать все, что не было сказано, и помочь усопшему найти путь в Крону.
Наверное, я никогда не была особенно религиозна. Да, я часто поминала и Древо, и Духа-Хранителя, и Короеда, но это было так привычно, затвержено с детства. Теперь же, мне казалось, что во всем этом есть тайный смысл, непонятный для нас, но высший. Не знаю, как остальные, но я в эту ночь действительно ощущала, что Светлый князь был рядом, благословляя, принимая все, что мы ему мысленно говорили.
Ночь была тяжела — мы втроем не сомкнули и глаза, однако день обещал быть еще более тяжелым. По одной лишь ему ведомой причине, Светлый князь очень торопился с похоронами и возведением меня на трон. Обычно, в Княжестве объявлялся месячный траур. А похороны происходили лишь через неделю после кончины — чтобы все знатные князья и княжичи успели съехаться в столицу — отдать последнюю дань уважения усопшему.
Впрочем, если можно так выразиться, я была даже рада тому, что все пройдет так быстро. Скорбь, растянутая на долгое время, превращается в фарс. Нельзя мешать естественному ходу вещей, а жизнь, не может принимать диктуемые нами условия.
Все княжеское семейство до сих пор сидело с телом — с наступлением утра попрощаться с батюшкой допустили всех знатных людей, бывших на тот момент в столице. Простой люд не пускали — им хватит и общего зрелища, которое будет позже. Каждый пришедший попрощаться, приносил с собой ветку белой сирени — дерева мертвых.
На главной площади стучали топоры — складывался огромный костер. И вот туда каждый желающий, невзирая на сословие и род, может принести любой дар умершему князю, коий вместе с его душой вознесется в Крону.
У меня ужасно болела голова. Мне казалось немыслимым, бессмысленным, неправильным после бессонной ночи сидеть, и выслушивать лживые слова сочувствия и скорби. Но приходилось. К обеду поток скорбящих иссяк. Казалось бы, почему так долго? Дело в том, что к телу дозволялось подходить по одному, непременно следовало сказать какие-то слова усопшему и осиротевшему семейству. Ключевое слово здесь было именно «сказать». Потому как наши бояре больше всего на свете любили говорить. Долго, много, нудно, непременно изящными словесами в старинном стиле. К третьему соболезнующему у меня пошла кругом голова, к десятому — мне захотелось дать приказание лучникам и арбалетчикам расстрелять всю эту многословную толпу, а к сороковому — мне уже было глубоко все равно, ибо я была в своих мыслях, навострившись кивать и вздыхать в особо проникновенных местах. Благодарность за соболезнования за меня выражал Альберт, и я порадовалась тому, что от него есть хоть какая-то польза.
После обеда были сами похороны. Сказать по правде, я порядком устала от всего этого скорбного действа. Мне даже не было стыдно за это перед батюшкой, потому что с ним я действительно попрощалась, а это… лишь ритуалы в угоду толпе. Мы все, в трауре, стояли возле огромной кучи дров и лежащих среди них подарков. Некоторые, саамы неимущие, приносили, кто что может. Хоть лапти, хоть горшок какой, а все князю почет и уважение выказали. Княжеское семейство — с ветками белой сирени в руках. Для нас были сколочены особые, сидячие места. Все остальные вынуждены были всю церемонию провести на ногах.