Услышав оклик кормчего лодки, доставившей Сильви, он выпрямился и приставил ладонь козырьком к глазам, чтобы лучше рассмотреть гостью. Сильви облегченно перевела дух, то ли прежний Франсуа никогда не исчезал, то ли его вернул к жизни остров. Широко улыбаясь, он вошел прозрачную воду и зашагал навстречу лодке. Сердце норовило выпрыгнуть у Сильви из груди, никогда еще он не был так красив! Немало придворных щеголей позавидовали этому молодцу 56 лет, закаленному долгими плаваниям. Своим прежним, громоподобным голосом он крикнул лодочнику, с которым был, как видно, знаком:
— Спасибо, что наконец-то привез мне жену! Я уже сомневался, что это случится.
— Если она задержалась без причин, пускай просит прощения, — пробасил в ответ бретонец. — Заповедь гласит, жена да последует за мужем!
Франсуа со счастливым смехом взял Сильви на руки перенес на берег. Двое матросов выгрузили из лодки ее кожаный сундучок и большой мешок, а затем снова пойма парусом ветер. Франсуа опять взял Сильви на руки и мол заторопился по пляжу, потом по тропинке, перешедшей грубые ступени. В дом он ворвался, как ураган, и захлопнул дверь ударом ноги, едва не сорвав с петель. Только тог, он поставил Сильви на ноги и отошел на два шага, что бы полюбоваться ею.
— Вот ты и дома! — прорычал он неожиданно свирепо. — Долго же мне пришлось тебя ждать!
Он даже не удосужился ее поцеловать. Оскорбленная Сильви не обращала внимания на щекочущий запах цветов, наполнявший бывшую молельню. В помещении царил образцовый порядок, в старом камине пылал огонь, в медном сосуде красовались дикие цветы. Все указывало на то, что здесь постаралась женщина. Сильви не смогла этого снести.
— Вам известно, что мне потребовалось несколько месяцев, чтобы привести в порядок дела. Впрочем, как я погляжу, вы тут не скучали. Сразу видно, что живете не один.
Он рассмеялся, подошел к ней, обнял и так стиснул, что у нее перехватило дыхание.
— Ты права, я не знал одиночества, потому что мной всегда была ты.
— Не я занималась уборкой и стряпней…
— Эту загадку мы отложим на потом. Значит, ты заподозрила, что здесь заправляет женщина, спрятавшаяся при твоем приближении?
— Очень может быть! Отпустите меня! Я задыхаюсь…
— К этому я и стремлюсь. Я задушу тебя поцелуями и доведу до обморока своей любовью!
Он слегка разжал объятия, чтобы дать ей глотнуть воздуху, а потом с такой ненасытностью принялся целовать в губы, что она вынуждена была отбиваться, не желая превращаться в игрушку в его сильных руках, хотя в ней пробуждались мало-помалу забытые, казалось бы, чувства. Но его пыл был так велик, что она не могла, да всерьез и не хотела ему противостоять. Прекратив сопротивление, она отдалась желанию, захлестывающему ее все сильнее.
Почувствовав, что борьба прекращена, Франсуа начал ее раздевать — ласково, но проворно, не прерывая поцелуев. Когда на ней не было уже ничего, кроме белых шелковых чулок на синих подвязках, он отстранился и воззрился на нее в немом восхищении. Лучи солнца, заглянувшие в оконце, заставляли ее жмуриться, руки инстинктивно призывали обнаженную грудь. Он ласково развел их.
— До чего ты красива! — простонал он. — Тебя можно принять за молоденькую девушку, так безупречны очертания твоего тела! Ты совершенно не изменилась. Как тебе это удалось?
Она широко раскрыла глаза и хитро улыбнулась.
— Я следила за собой. Наверное, не смея признаться в этом самой себе, я всегда мечтала рано или поздно стать твоей…
— Так стань же моей, любимая! Настал день, которого я так ждал!
…Спустя длительное время оба с юношеским аппетитом набросились на густую уху, сваренную женой мельника, следившей и за чистотой в доме. Франсуа то и дело замирал с ложкой в руке, не в силах отвести от Сильви глаз, как ни клонило его ко сну. Розовые лучи заката ласкали ее кожу и гладили волосы, рассыпанные по плечам.
— Известно ли тебе, моя богиня, что мы совершили грех и будем грешить впредь?
Она в ужасе выронила ложку. То, что произошло только что между ними, было так прекрасно, так значительно, что назвать это грехом было равносильно оскорблению.
— Вот как ты на это смотришь? — молвила она тоном печального упрека.
Он расхохотался, вскочил с табурета и, схватив Сильви за плечи, заставил встать и прижаться щекой к его груди.
— Нет, конечно! Тебе известна моя приверженность дурацким шуткам. Но нашим душам все равно грозит опасность, и мы должны ее избежать. Одевайся скорее! Нам надо идти…