Скорее всего в передаче информации о государственности исчезнувших народов письменная историография у монголов начала XIII в. играла незначительную роль. В таком случае на первый план выступала изустная передача исторических сведений, осуществлявшаяся в эпических формах, фольклоре.
История монгольских родов и племен, отраженная в единственном монгольском письменном источнике начала XIII в. — «Тайной истории монголов», не содержит каких-либо данных, касающихся государственного строительства до середины XII в. Тщательно сохраняемая каждым кочевником память о ветвях его генеалогического древа [Рашид ад-Дин, 1952, кн. 2, с. 8, 13, 29] обычно мифологизировалась и к перечислению непосредственных предков (иногда нескольких поколений) и к крайне фрагментарным деталям их биографий. Поэтому древние эпосы, собранные в «Тайной истории монголов», не могут считаться сколько-нибудь представительным сводом исторической памяти населения восточной периферии Великой Степи. Изложение родословной борджигинов весьма локально прежде всего в этногенеалогическом смысле. Авторы или составители памятника сконцентрировали свое внимание в его исторической части только на происхождении «золотого рода»[31]. Но поскольку он исстари обитал в среде других монгольских и отчасти тюркских родов и племен, то Чингису и его окружению, несомненно, были известны эпизированные подробности кочевой истории, не вошедшие в данный источник.
Из «Юань ши» узнаем, что Чингис в обращении к кереитскому Ван-хану назвал местность Сань хэ (кит. «три реки») территорией, где «наши предки положили основание государству», и посему советовал вождям кереитов не покидать Сань хэ [Wittfogel, Feng Chia-cheng, 1949, с. 111]. К. А. Виттфогель и Фэн Цзяшэн считают, что здесь имеется в виду район между хребтами Хэнтэем и Хинганом. Но там были расположены кочевья большого племени тайджиутов, к которому принадлежали и борджигины. В таком случае Сань хэ — это местность, называемая монголами «Трехречье»: бассейн Онона, Керулена и Толы, — действительно собственно монгольские земли. Однако кереиты — не тайджиуты, и, советуя Ван-хану не оставлять Сань хэ, Темучин подразумевал не свою родину (неизвестно, как многолюдное племя кереитов, хотя и союзное, но чужое, да еще во главе с верховным вождем, могло там оказаться), но именно владения кереитов. Поэтому Сань хэ следует локализовать западнее, в кочевьях кереитов между двумя другими горными цепями — Хангаем и Хэнтэем. Там текут реки Орхон, Селенга и Тола, на берегах которых в свое время «положили основание государству» хунну, жужане, тюрки-туцзюе и уйгуры. «Нашими предками» Чингисхан называет скорее всего один из этих народов, так как, во-первых, у других народов — создателей империй в раннем средневековье (сяньби, кыргызов, киданей) государственность сформировалась за пределами монгольской степи. Во-вторых, говоря о «наших», т. е. общих с кереитами, предках, Чингисхан имел в виду не генеалогические построения, известные нам из «Тайной истории монголов» (там для кереитов нет места). Стало быть, говорилось не об этнических предках, а скорее о политических предшественниках. Резонно предположить, что это тюркские и Уйгурский каганаты VI–IX вв.
Данные предположения подтверждаются и свидетельствами некоторых армянских летописцев, подчеркивающих, что их информация идет от самих монголов: «Предки татар вышли из страны Туркестан и отправились на восток» (Армянские источники, 1962, с. 46]. И здесь прародиной названа страна тюрок, так что, вероятно, именно орхонских тюрков имел в виду монгольский владыка. Предположим, что какие-то сведения о каганатах VI–IX вв. оставались в народной памяти и в XIII в., но не попали в «Тайную историю монголов». В этом случае можно попытаться поискать подобную информацию в произведениях, иностранных путешественников, описывавших монгольскую историю не по официальным версиям, к которым не имели доступа, а со слов случайных собеседников.
Один из таких путешественников, венецианский коммерсант — Марко Поло, дает любопытное описание разрыва Чингисхана с его покровителем Ван-ханом. Чингисхан (тогда еще звавшийся Темучином) якобы вознамерился стать зятем главы кереитов и послал к нему гонцов. Тот рассвирепел: «Каково бесстыдство Чингис-хана… Дочь мою сватает. Иль не знает, что он мой челядинец и раб! Идите к нему назад и скажите: сожгу дочь, да не выдам за него… следовало его как предателя и изменника своему государю смертью казнить!» [Книга Марко Поло, 1955, с. 85]. Данного эпизода нет в хрониках. Правда, кое в чем ситуацию напоминает предложение о браке Джучи с одной из дочерей Ван-хана. Оно встретило отказ, но совсем на другом основании: наследник кереитского правителя уговорил отца не соглашаться на брак, убедив Ван-хана в том, что в будущем Чингис усилится и станет опасен для улуса кереитов. Но этот отказ не вызвал конфликта, дело обернулось лишь «охлаждением», «размолвкой» [Иакинф, 1829, с. 23; Козин, 1941, с. 127; Палладий, 1877, с. 167]. О неравноправии брака в источниках, не говорится, ведь тот же интриговавший сын Ван-хана сватал тогда дочь Чингисхана [Рашид ад-Дин, 1952, кн. 2, с. 251]. Через год Ван-хан дал согласие на отвергнутый ранее брак (правда, «умыслив погубить» вассала) [Иакинф, 1829, с. 241]. Кроме того, Темучин не был «челядинцем и рабом»: его отец и кереитский хан были побратимами, а сам Чингис — одним из ближайших сподвижников Ван-хана. Таким образом, эта история едва ли могла послужить фактологической основой для рассказа Mарко Поло.
31
Едва ли можно согласиться с мнением Б. 3. Базаровой о том, что родословия старших ветвей праматери Алан-гоа в «Тайной истории монголов» опущены потому, что они «ничем не прославлены» [Базарова, 1986, с. 67, 68]. У других кочевых племен Центральной Азии наверняка имелись свои предания о предках, может быть столь же разветвленные, как и у борджигинов. Но «Тайная история монголов» посвящена истории только борджигинов.