Люди, между которыми нет ничего общего, кроме принадлежности к человечеству, вынуждены общаться, однако общение их поневоле сводится к пошлости, к заученным фразам, к стандартным любезностям. Свобода, равенство и братство, против которых консерватор Победоносцев вовсе не возражает, превращаются в бездушные идеи и оправдание революционного террора.
Простая жизнь с простыми отношениями усложняется всякого рода рассуждениями о жизни, умозрительными концепциями, среди которых, указывает Победоносцев, одна из наиболее опасных – концепция «общественного договора». Интересно, что консерватор, воспитатель великих князей Победоносцев критикует «общественный договор» примерно теми же словами, что и анархист Бакунин: в реальности никто ни с кем не договаривался, а значит, любые слова о «договоре» – ложь, предназначенная для манипулирования массами.
Из этого следует, что Победоносцев вовсе не был врагом свободы. Просто он видел, что «учреждения» и «институты», якобы призванные защищать свободу, в реальности враждебны ей, как и самой жизни. Вообще, Победоносцев часто противопоставляет жизнь, реальность, практику – умозрительным построениям, что роднит его одновременно с Марксом (критерий практики) и Ницше (философия жизни). Впрочем, тут нет ничего удивительного: вторая половина XIX века – это борьба с метафизикой, а уж в популярных философских веяниях Победоносцев, очевидно, разбирался отлично.
По правде говоря, учения Маркса и Ницше сами по себе метафизичны. «Пролетариат» у Маркса и «Сила» у Ницше – такие же умозрительные штуки, как и «Абсолютный дух» у Гегеля. Победоносцев же не пытается вместо всеобщей великой лжи воткнуть какую-нибудь свою собственную мелкую ложь. Он предлагает вовсе обойтись без всякой лжи, без «машин», свинченных из людей. И, в частности, без такой «машины», как парламент.
Победоносцев о представительской власти и основных нравственных качествах парламентария
В любой стране, где есть парламент, сложилась тенденция, согласно которой его критикуют. Какими только словами граждане не костерят депутатов! Думаете, это только у нас так? Нет, так было всегда! К концу XIX века основные европейские страны и Америка управлялись «народными представителями», для которых народ находил все новые и новые ругательства.
Значит ли это, что парламентарии действительно такие, какими их видит рядовой избиратель? Вообще-то по роду своей деятельности я знакома с достаточно большим количеством наших депутатов. Милые, интеллигентные люди, достаточно компетентные в своей области. Может, и не идеальные (а кто идеален?), но глупых либо особо безнравственных среди них нет. Как же тогда объяснить эффект «взбесившегося принтера» и многие другие «прелести» парламентаризма?
Культуролог и философ Эмиль Дюркгейм уже давно показал: любая социальная конструкция – это не просто сумма составляющих ее людей. Она существует и действует по своим принципам. Вообще, умные и хорошие люди, объединившись определенным образом, могут вести себя не умно и не хорошо, как бы ни старались.
Выборный орган власти в большой стране – как раз такая конструкция: из чего ее ни свинчивай, все равно получится плохо. Это показал Константин Победоносцев. На его книгу «Великая ложь нашего времени» я буду ссылаться неоднократно.
Победоносцев отметил, что «демократические» выборы действительно производят своеобразный отбор. Но вовсе не самых умных или самых нравственных, не самых честных, не тех, кто наиболее готов послужить Отечеству. И даже не тех, кто готов удовлетворить потребности избирателей. Основная проблема – некомпетентность избирателя, причем некомпетентность совершенно неизбежная. Во-первых, в своей массе избиратели не являются специалистами по управлению государством (что естественно). А во-вторых, избиратели не могут лично знать тех, кого выбирают. Повторяю: речь о большой стране, а не о выборах, к примеру, сельского старосты.
В результате для попадания в представительный орган кандидату надо обладать двумя качествами – хитростью и красноречием. Точно такие же качества необходимы для продавливания своих решений на парламентских заседаниях. Таким образом, люди в парламент могут попасть, конечно, и умные, и нравственные, но доминировать будут те, кто имеет совсем другие качества. Причем Победоносцев делает акцент на умении и готовности нравиться тем, кого сам презираешь. То есть на лицемерии и на том, что сегодня бы назвали политическим чутьем.
Да, Дюркгейм, конечно, более «безжалостен» к социальным конструкциям, чем Победоносцев. По Дюркгейму, вовсе не важно, из кого «свинчена» конструкция. Важно, как она «свинчена». Но Победоносцев показал, под кого изначально делалась конструкция, именуемая парламентом. Под хитрецов, лжецов, лицемеров, чью внутреннюю убежденность заменяет идеология и у кого вместо готовности служить стране – красноречие.