Несомненно, существовала некая политическая потребность в авторитаризме, и Гитлер отвечал духу времени. Но масштабы политических изменений, произошедших еще до выборов 5 марта 1933 г., нельзя объяснить только этим. Они стали результатом хитрой тактики, политического мастерства… и случая.
Как ни мало, казалось, было в правительстве национал-социалистов, все необходимое для «атаки против марксизма» (так сформулировал Гитлер свой «предвыборный лозунг» в кабинете министров[57]) паладины рейхсканцлера Геринг и Фрик сумели обеспечить, и прежде всего важнейшее — доступ к полиции, в первую очередь в столице рейха и в Пруссии. В качестве исполняющего обязанности прусского министра внутренних дел Геринг уже 7 февраля, через день после распоряжения Гинденбурга о роспуске прусского ландтага, назначил группенфюрера СС Курта Далюге «комиссаром особого назначения». Политическая чистка, которую Далюге практически как частное лицо провел в министерстве внутренних дел и аппарате берлинской полиции, стала образцом для последующих акций на местах.
Зимой, пока общественность занималась лихорадочной предвыборной борьбой, в Пруссии национал-социалисты намечали пути проникновения в аппарат государственного управления и овладения им. Сурового режиссера этого сценария звали Геринг. Его так называемый расстрельный приказ от 17 февраля предписывал сотрудникам полиции под угрозой дисциплинарного взыскания «принимать самые жесткие меры против деятельности враждебных государству организаций… и при необходимости без колебаний применять оружие»[58]. «Национальные объединения» и их пропаганду должностным лицам теперь, напротив, надлежало всячески поддерживать. Это еще сильнее ограничивало свободу действий левых партий и открывало СА и СС простор для террористических акций. Нападения на предвыборные собрания оппозиции теперь зачастую просто не фиксировались в полицейских сводках, а во время уличных стычек полиция держалась в стороне, если туго приходилось только «марксистам». В последние недели перед выборами в Германии произошло 69 политических убийств, 18 жертв были национал-социалистами[59]. Наконец, когда из рядов СА, СС и «Стального шлема» около 50 000 человек было принято в штат «вспомогательной полиции» (якобы для того, чтобы противостоять усиливающимся бесчинствам коммунистов), террор «коричневорубашечников» набрал такие обороты, что Гитлер и Геринг стали призывать их к дисциплине.
В последние годы Рурская область и такие крупные города, как Берлин и Гамбург, постоянно становились свидетелями чуть ли не гражданской войны между правыми и левыми радикалами, причем не только во время предвыборных кампаний. А теперь вообще вся политическая атмосфера пропиталась духом насилия. К агрессивности рядовых национал-социалистов прибавилось использование для борьбы с врагом средств государственной власти. Так, с помощью чрезвычайного постановления от 4 февраля удалось практически заткнуть рот коммунистам и создать серьезные препятствия прусской социал-демократической печати. Бесцеремонность действий нынешних властей затмевала все, что предшествующим правительствам, тоже не отличавшимся деликатностью, раньше приходилось прикрывать запретами на публикации в газетах (им с 1930 г. давал такую возможность закон о защите республики). Впрочем, Геринг переусердствовал и по мнению имперского суда, который отменил многие санкции против изданий СДПГ. Параллельно рейхсминистру внутренних дел Фрику при попытках ввести подобные запреты в других землях, за пределами Пруссии, пришлось столкнуться с упорным сопротивлением — правда, не в тех случаях, когда они были направлены против газет КПГ. Когда 27 февраля 1933 г. загорелся рейхстаг, политическая участь коммунистов была предрешена. Правительству еще до выборов представились повод и законное основание, чтобы нанести сокрушительный удар по КПГ — и окончательно аннулировать принцип правового государства.
58
Ministerial-Blatt für die preußische innere Verwaltung. Teil I. Ausgabe A, 94 (1933). S. 169.
59
См.: Thamer H.-U. Verführung und Gewalt. Deutschland 1933 bis 1945. Berlin, 1986. S. 256.