Монополисты, какъ общее правило, плохо ведутъ дѣло производства и вполнѣ доказано, что государство, по скольку дѣло идетъ объ интересахъ потребителей, — самый плохой изъ возможныхъ предпринимателей. Рутина (навыкъ, усвоенная привычка), недостатокъ иниціативы, полное пренебреженіе ко вкусамъ, желаніямъ и нуждамъ потребителей объясняются въ данномъ случаѣ не только тѣмъ, что государство является монополистомъ, но и тѣмъ, что властные заправилы государственнаго производства легко дѣлаются самонадѣянными, неотзывчивыми, не признающими критики. Государство-предприниматель прямо-таки убѣждено, что не оно существуетъ для потребителей, а потребители — для него.
Даже во Франціи плохо и рутинно ведутся не только такія націонализированныя производства, какъ табачное и спичечное, но даже и почтово-телеграфное дѣло.
Въ исключительномъ положеніи находится лѣсное хозяйство. Здѣсь государство считается лучшимъ предпринимателемъ, чѣмъ отдѣльные капиталисты. Но это не потому, что его служащіе обладаютъ особенными способностями къ веденію лѣсного хозяйства, а потому, что капиталисты — собственники лѣсовъ — уничтожаютъ ихъ, не считаясь съ интересами всего класса капиталистовъ. Въ этомъ случаѣ націонализація лѣсного " дѣла играетъ роль самозащиты буржуазіи отъ опасныхъ для него хищническихъ инстинктовъ отдѣльныхъ предпринимателей.
Въ общемъ же, завѣдующіе государственными предпріятіями чиновники не умѣютъ вести дѣла даже такъ, какъ ихъ ведутъ нанимаемые буржуазіей представители умственнаго труда. Эти чиновники чувствуютъ за собою сплоченную шайку единомышленниковъ-правителей и ведутъ дѣло съ фантастической небрежностью: они не рискуютъ потерять мѣсто, какъ рискуетъ служитель капиталиста, очень заботящагося о своей прибыли.
Переходъ нѣсколькихъ промышленныхъ предпріятій въ собственность русской совѣтской республики не можетъ считаться шагомъ къ соціализму, но конечно, это — шагъ къ государственному капитализму.
Государство, привычка и теологія
Допустимъ, что у соціалъ-демократовъ нѣтъ и тѣни своекорыстныхъ мотивовъ, которыми можно бы было объяснить ихъ стремленіе къ сохраненію государства. Почему же они стоятъ за этотъ общественный строй?
Всѣ доводы, которые приводятся въ защиту государства вообще и соціалъ-демократическаго государства, въ частности, на столько слабы, что серьезные и искренніе люди не считаются съ ними.
Для болѣе серьезныхъ государствовѣдовъ послѣдняго времени отнюдь не тайна, что государственная машина, выгодная для одной части населенія, признается другою частью только "по привычкѣ". Рабами этой привычѣ являются и соціалъ-демократы, но такъ какъ эта привычка вредная, то отъ нея надо отдѣлаться.
Съ другой стороны, въ извѣстной части человѣчества сильны еще рабовладѣльческіе инстинкты, сильна еще та, по наслѣдству передаваемая, мало замѣтная для ненаблюдательнаго человѣка, но очень опасная манія величія, благодаря которой нѣкоторые люди считаютъ себя способными управлять человѣчествомъ. Распространеніе идеи равенства, распространеніе научнаго знанія явятся сильными средствами въ борьбѣ съ этими инстинктами, въ борьбѣ съ этой маніей.
Если соціалъ-демократы думаютъ, что государственная дѣятельность можетъ когда нибудь явиться факторомъ общественнаго прогресса, то только потому, что не могутъ еще отдѣлаться отъ теологическихъ пережитковъ. Стараясь объяснить закономѣрность явленій природы, люди приписывали велѣніямъ-приказамъ выдуманныхъ боговъ ту гармонію, которая наблюдалась въ природѣ. Пугаясь предполагаемаго хаоса безгосударственной общественной жизни, не понимая, что послѣдняя естественно сложится въ гармоническое цѣлое, соціалъ-демократы думаютъ, что для достиженія такой гармоніи необходима дѣятельность начальства, въ томъ числѣ законодателей, этихъ маленькихъ, приказывающихъ и дающихъ свои законы-заповѣди божковъ.
Для безпристрастнаго наблюдателя ясно, что общество людей не нуждается въ законодателяхъ для того, чтобы жить и развиваться. Для него ясно, что только теологическій консервативный пережитокъ заставляетъ выдвигать новаго бога законодателя — государство въ качествѣ регулятора общественно-экономической жизни.
Общественная жизнь течетъ, не нуждаясь въ государственномъ управленіи. Но государство тормозило ея теченіе всякій разъ, когда это было выгодно правителямъ. Не поспѣвая за сложной, развивающейся жизнью, государство старательно ставитъ заставы на ея многочисленныхъ путяхъ.
Можно тормозить законами жизнь, но ее нельзя развивать законодательнымъ путемъ. Въ лучшемъ случай какой нибудь новый законъ можетъ отмѣнить какой нибудь старый законъ-тормазъ, но еще лучше было бы сжечь всѣ законы, — эти лежащія на общежитіи цѣпи. Законъ имѣетъ только силу разрушенія, силу помѣхи. Онъ лишенъ творческой силы. Закономъ о смертной казни можно убить живого человѣка, но никакимъ закономъ нельзя воскресить убитаго.