Подобные тенденции оказались свойственны, однако, не только странам третьего мира. Они проявлялись впоследствии — причем в достаточно широком диапазоне и с той или иной степенью полноты — в различных группах государств. Так, уже в наши дни мы наблюдаем специфический транзит государственности (в привычном ее понимании) применительно к новой логике политического и социального строительства: когда национальная государственность рассматривается не как интегрирующий субъект, а политэкономическая группировка — не как его составная часть, но прямо противоположным образом.
В этом случае государство превращается в своего рода «синтетический объект»: аморфное пространство, в пределах которого тот или иной клан борется за свою особую субъектность. В результате «планеты-государства» раскалываются на своеобразные «астероидные группы», ощущающие подчас большую родственность с аналогичными образованиями в орбитах других национальных и паранациональных объектов и образующие с ними собственные констелляции. Национальная же государственность рассматривается в данной логике как цивилизационный ресурс, историческое наследство, которое обречено на приватизацию в частную либо групповую собственность, заметно деформируя при этом прежнее понимание государственности.
В конечном счете в сложноорганизованной ойкумене возникает новый класс социальных систем — галактика влиятельных персонажей, потенциально (и актуально) обладающих доступом к самому совершенному в истории инструментарию и технологиям, позволяющим реализовывать иной уровень системных операций, включая эффективные действия в ситуациях неопределенности.
Одновременно нарастает многоголосие культурных формул миростроительства, а критические взаимодействия между разнокалиберными, в том числе «неформальными», игроками на планете и конкурирующими поколениями персонажей находят выражение во взрывном росте коммуникационности, в разнообразных дисбалансах и резонансах, совокупно удаляющих человечество от состояния равновесия.
Июнь, 2007