идеологического и культурного «фронта»19, в которых рассматриваются крупные кад-
ровые перестановки, в том числе и в сфере идеологии и пропаганды. Правда,
приходится сделать оговорку, что почти все эти работы являются скорее
публицистическими произведениями и не носят характер научного исследования.
6
Основная их ценность состоит в том, что здесь содержатся сведения, которые нельзя
выявить из документов, поскольку таких документальных свидетельств либо просто
нет, либо они не доступны для историков. Следует указать, что проблема кадрового
потенциала в сфере управления культурой до сих пор является одной из наименее
изученных.
Что касается исследований проблемы культурной политики второй половины 1960-х
- первой половины 1980-х гг., относящихся к более позднему периоду, то нельзя не
упомянуть коллективное исследование, осуществленное видными историками и
искусствоведами Государственного института искусствознания РФ. В книге
«Художественная культура России 1970-х го
Медведев Р. А., Ермаков Д. А. «Серый кардинал»: М. А. Суслов. Политический
портрет. - М.: Изд-во «Республика», 1992; Таранов Е. В. Первая дама Москвы: Штрихи
к портрету Е. А. Фурцевой // Кентавр, 1992. № 11-12. 1993. № 1; Поюровский Б.
Брошенные на культуру // Московский наблюдатель, 1995. № 5; Бабушкин Л. Госпожа
министерша // Московские новости, 2000. № 46; Млечин Л. «Фурцева». - М.: Изд-во
«Молодая гвардия», 2011.
дов как системное целое»20 представлен своего рода культурологический срез
данного периода советской истории, который позволил авторам ответить на вопрос:
каким образом при жестком идеологическом контроле создавались произведения высо-
кого художественного качества.
В целом же, проблема взаимодействия государства и культуры в СССР на
современном этапе рассматривается преимущественно в рамках диссертационных
исследований. В этой связи, несомненно, заслуживает внимания докторская
диссертация С. И. Никоновой, посвященная поиску корреляции политики, идеологии и
культуры в указанный период21. Автор подробно анализирует идеологический
контекст периода, акцентируя внимание главным образом на вопросах борьбы власти с
диссидентством, а также на развитии собственно культурного пространства, исходя из
определенных политических тенденций. Признавая проработанность вопроса
формирования политики, все-таки с некоторыми положениями исследования сложно
согласиться. Например, автор приходит к выводу о фактической «имитации»
партийного и государственного управления, поскольку нормативные акты в СССР, с ее
точки зрения, имели декларативный характер: «... Можно предположить, - пишет
Никонова, - что формальные по сути государственные директивы нередко формально и
исполнялись нижестоящими организациями.»22. Стоит отметить, что при этом автор не
рассматривает сферу управления как таковую, а потому данное предположение
смотрится, по меньшей мере, бездоказательным.
Обращаясь к еще одному не менее важному аспекту темы, связанному с проблемой
взаимоотношений власти и творческой интеллигенции, следует сказать, что сама
постановка проблемы
20 Художественная жизнь России 1970-х годов как системное целое. - СПб., Изд-во
«Алетея», 2001.
21 Никонова С. И. Государственная политика в области идеологии и культуры в
контексте советской действительности (середина 1960-х - середина 1980-х гг.) -
2К2азань: Изд-во КГУ, 2009.
22 Никонова С. И. Государственная политика в области идеологии и культуры в
контексте советской действительности (середина 1960-х - середина 1980-х гг.) -
Казань: Изд-во КГУ, 2009. С. 35.
стала возможна только со второй половины 1980-х гг. К сожалению, исторические
исследования по данной проблеме отражают взаимоотношения власти и
интеллигенции преимущественно как бескомпромиссную борьбу за творческую
7
свободу23. Особенно часто подается идея гонений, связанных с исключением из
творческих союзов, эмиграции, идеологических проработок, во многих работах акцент
делается на оппозиционность интеллигенции. Между тем, в СССР существовала
весьма значительная часть вполне лояльной к власти интеллигенции, но совершенно