Столыпин, по-видимому, осознавал, что задуманная им Национальная Реформация, как любая Реформация вообще, есть качественный скачок в становлении общества, а потому немыслима и невозможна без огромных жертв, без возникновения государственного аппарата революционизирующего отношения собственности насилия, без террора в защиту передовых нарождающихся явлений жизни и против явлений старых, отмирающих. Ибо такая Реформация призвана подавлять и даже истреблять наименее склонные к тому, чтобы приспосабливаться к принципиально новым историческим условиям и требованиям, ветви народного организма, одновременно давая возможность тем, кто более приспособлен, набирать силы и влияние. Обстоятельства вынуждали его признать, что умирание народа и нарождение капиталистической нации проходит через исторически неизбежный этап социал-дарвинизма, и высшее проявление ответственности государственного деятеля есть мужественная мудрость в максимально возможном управлении этими процессами, не мешающая им, но и не позволяющая вырваться в Великий Хаос Смуты и Самоистребления.
Трагедия и России, и личная трагедия Столыпина была в том, что русский народ в самом широком смысле был полностью не готов к политике Национальной Реформации. Народ оказался не приспособленным к буржуазному рационализму, к рационализму вообще, выказывал явную не готовность, как в Низах, так и в Верхах к конституционной монархии, которая отстаивала бы капиталистические отношения собственности. Столыпин попытался преобразовать страну посредством старой власти, вырвать её из состояния господства феодальных отношений собственности ради введения капиталистических, минуя буржуазную революцию! Но это было объективно невозможно. Субъективно эта объективность выразилась в том, что народная интеллигенция не поддержала его политику, вместо рационального обсуждения целесообразности такой политики правительства, поиска путей развития положительных процессов с наименьшими жертвами, поддалась истерии эмоционального неприятия “столыпинского” Зла с позиции архаично Православной, общинно крестьянской культуры, которую исчерпывающе выразил Л.Толстой. Эта истерия интеллигенции стала разлагать исторически обречённое народное общество, как бы заранее обосновывать моральное право народа на взрыв анархического разрушения всего и вся нового и передового. Именно народная интеллигенция несёт огромную долю вины за кровь, в которой захлебнулась Россия с февраля 1917 года, когда подтвердилась старая мудрость: “Благими намерениями мостится дорога в ад ”. Она и вымостила себе и России дорогу в Ад! Столыпин боролся за то, чтобы жестокими мерами навязать России новые отношения собственности, а интеллигенция не желала знать, что это был единственный путь свести неизбежные жертвы к минимуму. Интеллигенция требовала, чтобы не было жертв вообще. И это было её ошибкой, худшей, чем преступление.
Окружающий-то мир и страна изменялись качественно! Проблема создания условий для прибыльности капиталовложений требовала проведения правительством такой политики, которая подчиняла бы все стороны жизни страны идее экономической целесообразности любых действий и поступков, чего нельзя было достичь без высокой общественной организованности горожан, без становления национальной культуры общественных отношений. Пока не было такой национальной культуры общественных отношений, промышленное производство не могло стать конкурентоспособной основой рыночной капиталистической экономики, и коммерческий капитал, связанный так или иначе с вывозом за границу сырья и полуфабрикатов, становился самым быстро растущим и самым влиятельным при борьбе за внутреннюю и внешнюю политику государственной власти. К чему это привело в конечном итоге? Достаточно одного примера. Летом 1915 года Германия применила на русском фронте новую тактику массированного артиллерийского огня. За один час такого огня на передовые позиции фронта обрушивалось столько снарядов, сколько российская промышленность производила за полгода! Гибель солдат и офицеров возросла сразу в несколько раз, превращая войну в мясорубку для русской армии, наглядно показывая, что социальные отношения в России не пригодны для ведения войн индустриальной эпохи развития промышленной капиталистической цивилизации, не позволяют накапливать ресурсы для победы в таких войнах.
Господство коммерческого капитала внутри Российской империи приводило к росту политического влияния коммерческого политического космополитизма, развивало цинизм в учреждениях государственного управления, пронизывала государственный строй и чиновничью среду аморализмом, при котором процветали казнокрадство, взяточничество, кумовство и беспредельная тяга к красивой жизни, к изощрённым удовольствиям и порокам. Социальная ответственность в среде правящего класса непрерывно падала, он разъедался личным эгоизмом большинства его представителей, превращался в неуправляемый класс, неприспособленный вырабатывать и ясно выражать свои общие интересы. Противоречия становились вопиющими, они накапливали взрыв ненависти Низов к Верхам, расшатывали авторитет самодержавия и всей центральной власти империи, подрывали авторитет церкви, которая откровенно встала на сторону власть имущих, на сторону прогнившей феодально-бюрократической верхушки.