Для одних этот праздник был поводом для больших иллюзий, для других — ритуальным действием, не сулившим ничего хорошего, для третьих — предвестием победы.
Уже на следующий день парижане услышали о переменах. Новым хранителем печати был назначен первый президент парламента Матье Моле, Шатонеф заменил Шавиньи на посту первого министра, сюринтендантом финансов стал маркиз Ля Вьевиль. Мазаринисты и фрондеры образовали хрупкий альянс, который скрепляла лишь общая вражда к Конде.
Принц Конде не участвовал в церемонии, посвященной совершеннолетию короля. Правда, он послал королеве письмо, в котором поздравлял ее с этим событием и во вполне куртуазных фразах объяснял мотивы своего отсутствия. Анна Австрийская отнеслась к отсутствию Конде как к демаршу и фактическому объявлению войны, а в письме усмотрела личное оскорбление. Она отдала приказ маршалу д’Омону распустить сосредоточенные в Шампани войска принца, что привело к вооруженному столкновению.
Междоусобная война вступила в новую фазу. Сторонники принца укрепились в Монроне, Бурже, Ля-Рошели. Оставив Каталонию испанцам, к нему на помощь двинулся генерал Марсен. Конде мог всецело рассчитывать на помощь Бордо. Договор о военном союзе обеспечивал ему поддержку Испании. Силы мятежников были значительны. Но отнюдь не беззащитной была и королева. Мазарини удалось переманить на ее сторону Тюренна, одного из лучших военачальников Франции и Европы, а также его брата герцога Буйона. Стал мазаринистом уставший от бесплодного бунта и вечных измен жены герцог де Лонгевиль, подвластная ему Нормандия сохранила спокойствие. Бретань, Прованс также остались в сфере влияния правительства.
Для буржуа южных городов так же, как Парижа, Конде был лишь силой, опираясь на которую можно было отстаивать свои вольности и привилегии. Полной победы Конде никто, кроме его ближайших сподвижников, не хотел. Города, даже вставшие на сторону принца, при подходе королевских войск не оказывали им сопротивления. Особенно негативную реакцию вызывал союз принца с испанцами. Общеполитическая слабость мятежников усиливалась вследствие военных неудач. К зиме в их руках оставалась только провинция Гиень, и все еще не сдавалась осажденная крепость Монрон.
Казалось, война подходила к концу, кризис себя исчерпал. К тому же на посту первого министра Шато неф показал себя очень ловким человеком. Он все больше завоевывал доверие королевы. Ситуация могла стабилизироваться до такой степени, что во Франции не нашлось бы места для одного человека — для Мазарини.
И вот 25 декабря Мазарини пересек границу Франции и отужинал в Седане. Он не умел проигрывать. В Парижском парламенте разбушевались страсти, было принято постановление: мэрам и эшевенам городов воспрещалось давать проезд кардиналу, Мазарини и его сторонники обвинялись в оскорблении королевского достоинства, наконец была обещана награда — 150 тыс. ливров любому, кто доставит Мазарини, живым или мертвым, в Париж. Но его никто не доставил, и вскоре он был вновь при дворе Анны Австрийской, в очередной раз покинувшей столицу королевства.
В январе 1652 г. герцог Орлеанский и принц Конде заключили союз. Из Флапдрии герцог де Немур привел испанские войска, Бофор встал во главе войск герцога Орлеанского. Путем головокружительного переезда через провинции, занятые врагом, принц Конде с горсткой верных ему людей достиг расположения частей Немура и Бофора и возглавил эту армию. Ему противостояла королевская армия под командованием Тюренна. Вплоть до июля ни одной из сторон не удавалось достичь существенного перевеса. Но не только от перипетий военных событий зависела судьба государства.
Теряя поддержку среди высших слоев общества, Конде и его близкие вынуждены были все чаще обращаться к простонародью. В Бордо герцогиня де Лонгевиль попыталась завоевать симпатии Ормэ — органа власти, созданного неименитыми буржуа и ремесленным людом. В Париже сам принц через своих агентов стремился управлять действиями наиболее обездоленных жителей столицы. Подобную же политику проводил герцог Орлеанский. Когда страдавший от дороговизны народ разгромил таможенную заставу у Сент-Антуанских ворот, он ограничился замечанием, которое тотчас стало известно всему Парижу:
— Я очень рассержен, но это неплохо, что народ просыпается время от времени. В конце концов никто нс убит, остальное неважно.
Спустя несколько дней разразился хлебный бунт. Чтобы разобраться в случившемся, Месье вызвал к себе в Люксембургский дворец прево и эшевенов города. У дворца их встретила толпа простонародья. Членов муниципалитета освистали, обозвали мазаринистами. Их преследовали оскорблениями вплоть до кабинета герцога. Тот вышел на крики и произнес совершенно двусмысленную фразу о том, что не хочет совершения насилия в степах его дома.