Вся полнота государственной власти принадлежала королю, все государственные институты действовали от имени короля, они как бы не являлись носителями власти сами по себе, а лишь исполнителями монаршей воли. Единство государства, согласованность и равновесие его органов достигались благодаря сосредоточению власти в руках монарха. Верховный законодатель, он в то же время, согласно неписаной конституции, должен был уважать основные законы королевства (прежде всего правила престолонаследия). Главное же, хотя король и считался абсолютно суверенным государем, он не мог без крайней необходимости нарушать веками складывавшуюся систему привилегий, обычаев и свобод. Именно это традиционное правовое ограничение власти служило важной предпосылкой для развития буржуазных общественных отношений. Не де-юре, но вполне де-факто королевская власть была абсолютна в пределах, предписанных ей правом. С этой точки зрения она уже несла в себе потенциал будущей буржуазной государственности.
Государственный аппарат французской монархии был чрезвычайно разнороден. Основную часть чиновников составляли владельцы должностей. Должность можно было купить и передать по наследству, с 1604 г. это право гарантировалось уплатой в казну небольшого ежегодного взноса (полетты). Правда, король мог выкупить любую должность и тем самым сместить любого чиновника, по хроническая нехватка денег в казне делала подобные операции чрезвычайно затруднительными. Происходило негласное отчуждение власти в пользу завоевывавшего все большую независимость аппарата. Неизменно политически лояльное чиновничество могло, исходя из своих личных и корпоративных интересов, саботировать государственную политику.
Именно на такого рода оппозицию и натолкнулось королевское правительство в период участия Франции в Тридцатилетней войне. Финансовые чиновники, отвечавшие за сбор и раскладку налогов, — казначеи Франции и элю — в большей степени зависели от местного окружения, чем от центральной власти. Слишком укоренившиеся в «своих» провинциях, они не подходили для проведения новых жестких налоговых мер.
Если казначеи Франции и элю втихую противодействовали налоговой политике, то судебно-административные органы, прежде всего парламенты, а также сохранившиеся в ряде провинций сословно-представительные ассамблеи, провинциальные штаты, противились усилению налогового гнета гласно, опираясь на букву закона. Этот внутригосударственный кризис начался еще при Ришелье и Людовике ХШ, в период регентства он усилился, в 1648 г. принял форму открытой политической конфронтации.
Вызванная войной экстраординарная финансовая политика проводилась монархом при прямом содействии центрального органа государственного управления — королевского совета (с 1643 г. этот орган стал называться Верховным советом). В него входили канцлер, первый министр, сюринтендант финансов, статс-секретари войны и иностранных дел; при Анне Австрийской его членами являлись также генеральный наместник королевства, дядя короля герцог Гастон Орлеанский и первый принц крови де Конде. Хотя формально совет имел лишь консультативные функции, подготовка всех важнейших общеполитических решений осуществлялась именно в совете, совет следил и за их претворением в жизнь. Наиболее последовательными проводниками государственного интереса, помимо самого короля, а во время его малолетства регента, являлись члены Верховного совета из числа чиновников: канцлер, первый министр, сюринтендант финансов, статс-секретари. Верховный совет, в первую очередь в лице первого министра и сюринтенданта финансов, боролся против оппозиционной деятельности и бездеятельности традиционного чиновничества. Сложились два связанных друг с другом метода борьбы. Во-первых, с середины 30-х годов расширилась практика посылки в провинции чрезвычайных комиссаров, подчинявшихся непосредственно королевскому совету. Эти комиссары, «интенданты юстиции, полиции и финансов», как их стали называть с конца 30-х годов, хотя и являлись чаще всего владельцами должностей докладчиков королевского совета, в провинциях выступали в качестве чиновников, имевших очень широкие, по временные полномочия{3}. В любой момент интендант мог быть отозван. Подобное сочетание временности и большой личной ответственности способствовало повышению административного рвения интендантов.