Интенданты проводили пересмотр налогообложения, повсюду выискивая незаконные уклонения от уплаты налогов, боролись с преступностью, в том числе с беззакониями провинциальных дворян, опутывали подчиненные им генеральства сетью осведомителей и клевретов. Их деятельность находила полное понимание и сочувствие у короля. Поощряя их рвение, он обращался иногда к ним с личными посланиями. «Я чрезвычайно удовлетворен энергией, с которой вы выполняете мои приказы, арестовав Сент-Этьена (знаменитого разбойника-дворянина. — Е. К.), — писал Людовик XIV интенданту Оверни Помре. — Я также доволен тем, что вы настойчиво добиваетесь суда над ним, обещая мне, что этот суд послужит благотворным примером для всей провинции. Не следует опасаться, что в деле подобного рода я буду склонен даровать помилование. Я слишком хорошо знаю, что милость может привести к новым беспорядкам и насилиям, в то время как я всем сердцем желаю, чтобы ни одно насильственное действие не оставалось безнаказанным в моем королевстве»{89}. Но для наведения порядка ординарных средств оказывалось недостаточно. И в середине 60-х годов интенданты наталкиваются на противодействие и оппозицию. В феврале 1664 г. правительственный комиссар из Меца докладывал, что члены местного парламента грозились выбросить его в окно… состоятельные люди, не исключая высших должностных лиц, запугивали жителей деревень, обещая пустить их по миру, если они посмеют обратиться за помощью к интенданту{90}. В Оверни и во многих других провинциях юга Франции интендантам не удавалось справиться с дворянской вольницей.
Приходилось прибегать к чрезвычайным мерам. В 1667 г. было ограничено право парламентов на ремонстрации. Еще ранее в ряде южных провинций Людовик XIV использовал выездные сессии специально созданного чрезвычайного суда.
* * *
История с Фуке вскоре забылась. У короля и Кольбера хватало непобежденных врагов… К тому же Людовик, и это было одной из его особенностей, постоянно сам наживал себе врагов. Он умел раздувать незначительные дипломатические конфликты и создавать шумиху, обожал слать грозные депеши. Еще не совершив ничего великого, он уже считал себя великим королем. И был так безмерно уверен в этом, что постепенно его вера стала передаваться другим.
Еще летом 1661 г. Людовик предпринял несколько Дипломатических демаршей, которые несли на себе отпечаток уроков Мазарини, вздорности характера молодого короля и его религиозных устремлений. Путем небольшого шантажа, а главное — беззастенчивым предложением субсидий он пытался расширить зависимое от Франции объединение германских государств, Рейнскую лигу. Подобно своему крестному отцу и воспитателю кардиналу Мазарини, Людовик полагал, что купить можно кого угодно. Но на первых порах своей государственной деятельности этот тезис он понимал уж слишком прямолинейно. Иначе б у него не рождались столь химерические проекты, как возведение на польский престол герцога Энгиенского путем, говоря современным языком, взятки польской королеве{91}. Все тем же летом 1661 г. Людовик проявлял заботу о католиках свободного города Гамбурга: он обратился к муниципалитету города с просьбой не чинить препятствий в отправлении католического культа{92}.
На следующий год он вступил в дипломатическую дискуссию с англичанами по вопросу, чьи корабли должны первыми в британских водах отдавать салют. В депешах, полных воинственной риторики, Людовик доказывал, что он не допустит ущемления его королевского достоинства и английские корабли будут первыми приветствовать французов. Шума было много, а в конце концов сошлись на том, что салютовать будут одновременно. Не успел утихнуть этот конфликт, как в Риме разгорелся новый. Трое полупьяных французов повздорили с корсиканцами из охраны папы римского. Во время стычки корсиканцы дали залп по дворцу французского посла, а затем напали на карету жены посла и убили пажа. Так, это дело, начавшееся с пустяка, приняло серьезный оборот: был убит французский подданный. Король не ограничился угрозами, на некоторое время были аннексированы папские владения Авиньон и графство Венессен… А через пять лет Людовик развязал свою первую войну.