В 1714 г. король взялся приводить в порядок свой личный архив. Некоторые из документов он хотел уничтожить. Странными и нелепыми выглядели теперь когда-то составленные по его приказу «наставления дофину». Пролистав их, Людовик решил предать наставления огню: дофин умер, не дождавшись престола. Впрочем, разве дето в дофине? В наставлениях было столько мыслей, надежд, стремлений самого короля. Людовик передал рукопись маршалу де Ноаю{105}.
Король худел, черты лица заострялись. Но его образ жизни почти не изменился. По-прежнему он предавался чревоугодию, по-прежнему охотился, по-прежнему много работал. Еще в феврале 1714 г. мадам де Ментенон писала: (Здоровье короля невообразимо; это чудо, совершающееся каждый день. Вчера на охоте он сделал тридцать четыре выстрела и принес тридцать двух фазанов. Сила, зрение, ловкость — ничто не изменяет ему»{106}. Ей так хотелось, чтобы все оставалось по-прежнему, чтобы время остановитесь.
В ту пору уже часто тайком заключали пари о дате его смерти.
27 июля 1715 г. Людовик XIV делал смотр полка своей охраны. Он стоял среди придворных со своим обычным видом величия и превосходства над всеми. Вскоре после смотра король отправился в Марли. Там он почувствовал себя дурно.
В августе на ногах у него появились черные пятна. Началась гангрена. Двор продолжал жить своей жизнью. Визиты, концерты, приемы. Король замкнулся в кругу тех немногих близких, что сохранила ему смерть: мадам де Ментенон и два его внебрачных сына. Иногда он приглашал к себе Граммона и Виллеруа, своих ровесников, они ему рассказывали о прошлом. Изредка для него разыгрывали пьесы Мольера, они будили воспоминания о временах «Очарованного острова»: 1664 г. — праздник в честь мадемуазель де ля Вальер… Воспоминания затягивали, прошлое влекло больше, чем будущее, в котором его, короля Франции Людовика XIV, уже не будет. Но Людовик не отдавал себя всего прошлому… Его продолжала терзать боль за государство. Ради государства ему хотелось хоть в чем-то обмануть, преодолеть смерть.
Игрушки тщеславия — медали в свою честь, портреты, скульптуры — давно оставлены. Смерть слишком приблизилась, и своим приближением она сметала преграды из мишуры. Теряли смысл «увековечивающие» тебя амулеты.
Оставалась мука за государство и близких. Отбросив традицию, король издает указ, кощунственный с точки зрения всей аристократии страны: его незаконные дети получают права на престолонаследие. Но как воздействовать на будущего короля? На этого маленького неизвестного. Как передать ему свои мысли, свои желания? И тем же указом Людовик XIV назначает старшего из своих внебрачных детей герцога Мэна воспитателем трехлетнего Людовика XV.
Превозмогая болезнь, король продолжал работать. 24 августа 1715 г. он председательствует на заседании Верховного совета лежа в постели… Все понимали, что он умирает.
Герцог и члены парламентов готовились уничтожить систему, на создание которой король потратил многие годы. Оппозиция была придавлена, но не уничтожена. Король проиграл… Даже политика меценатства не удалась, руководить умами оказалось еще сложнее, чем армиями. Версаль превратился в центр мертвой роскоши. Художники, литераторы, философы предпочитали свободный воздух Парижа. Английский опыт занимал лучшие умы. Если о казни Карла I старались не вспоминать, то все, что было связано со «славной революцией», постоянно подвергалось осмыслению и обсуждению.
Напуганный Фрондой король желал привести страну к полному упорядочиванию. С помощью неутомимого Кольбера и других послушных министров он возводил систему всеобщей бюрократической опеки, система была создана, но опекаемые сохранили в себе способность к сопротивлению. Не были уничтожены институты, препятствовавшие перерождению абсолютистской монархии в деспотию, не подверглась уничтожению или даже существенному изменению политическая культура общества.
Общество оказалось сильнее великого короля и его государства.
Люди вне государства
Теоретики, политические деятели, простые люди из народа. У всех у них не только различается угол зрения на государство. Само видение общественных реалий у них различно. У первых жизненная позиция, личные впечатления, книжное знание сливаются и служат материалом для логически выверенных конструкций. Их страсти воплощаются в холоде понятий. Для вторых государство аксиологично, они служат ему, как служат богу, как служат любимой женщине. Государство для них живая каждодневная реальность: о нем думают, для него жертвуют собой и близкими, его предают и обманывают. Для короля и высших бюрократов государство — это ценность совершенно особого порядка, это живые люди, которые им подчиняются, и, наконец, это они сами.