В октябре 1710 г. по делам хозяина Дюваль отправился в Вогезы, остановился переночевать у монахов-эрмитов и не вернулся в Клезаптепу. До этого он читал лишь дешевые книжки, те, что можно было купить у коробейников, монахи дали ему богословские книги, научили писать. На монахов он работал так же, как раньше работал на фермера, его привлекала лишь близость монастыря к городу, куда он изредка наведывался, чтобы покупать атласы и книги по истории, географии, астрономии. Увлеченность Дюваля наукой была столь велика, что монахи заподозрили его в колдовстве, но он сумел оправдаться от столь тяжкого обвинения, даже у нотариуса заключил со своими нанимателями договор, по которому ему разрешалось каждый день 2 часа уделять своим ученым занятиям.
А в мае 1717 г. в лесу Витремон произошла встреча, резко переменившая всю жизнь Дюваля. С ним случайно заговорил гувернер одного из сыновей герцога Лотарингского барон Пфютцкнер. Пораженный познаниями пастуха, барон пригласил его в герцогский замок в Люпевиле и занялся его дальнейшим образованием. Валентен рассказал покровителю историю своих странствий и назвал свою настоящую фамилию. С помощью барона Валентен получил из Артонне все необходимые документы, теперь он стал называться Жамере-Дювалем. Он будто рождался третий раз в жизни. Бывший пастух изучал латынь, сопровождал герцогскую чету в Париж и Версаль, встречался со знаменитыми географами. Благодаря ходатайствам и поддержке все того же Пфютцкнера прошел курс обучения в знаменитом университете ордена иезуитов в Понта-Муссоне и получил степень бакалавра философии. Затем возвращение в Люневиль, должность хранителя библиотеки герцога, преподавание истории в местной академии, в которую из всех стран Западной Европы съезжались молодые дворяне. В 1733 г. Жамере-Дюваль начал писать мемуары, он был еще далеко не стар, но жизнь уже приобрела завершенность. Он уже ни к чему не стремился, лишь отстаивал сколько мог свою независимость.
Лотарингия окончательно утратила самостоятельность, Франциск III стал герцогом Тосканским, а свою вотчину передал несостоявшемуся королю Польши Станиславу Лещинскому, после смерти которого герцогство Лотарингское должно было войти в состав Франции. Жамере-Дюваль не хотел быть подданным французского короля. Вместе с библиотекой герцогского замка он переехал во Флоренцию. Политический эмигрант, никогда не занимавшийся политикой, ученый-оригинал, живший при дворе и не желавший стать придворным. Из Флоренции Валентен проследовал в Вену ко двору супруги герцога Франциска императрицы Марии Терезии. Та ему предложила принять участие в воспитании и обучении эрцгерцога Иосифа, но Жамере-Дюваль, сославшись на то, что он не достоин столь высокой чести, отказался. Последним аккордом его жизни была неожиданно вспыхнувшая привязанность к Анастасии Соколовой, русской девушке, с которой он познакомился в венском придворном театре. На склоне лет сын французского тележника нашел родную душу в горничной российской императрицы Екатерины II.
Пьера Шавата знали родственники и соседи по кварталу, Жамере-Дюваль был известен при венском дворе, его помнили ученики из люневильской академии, им гордились соотечественники из Артонне. Луи Мандрена знала вся Франция, но Франция знала легенду о Луи Мандрепе. Он немного прожил: в 1724 г. родился в Сент-Этьен-де-Сен-Жуар, а 26 мая 1755 г. его четвертовали в Балансе. Отец Луи Мандрена был крепким крестьянином, держал лавочку на площади их селения и подторговывал скотом. В 1742 г. он умер, оставив восьмерых детей. Луи было 18 лет, старший в семье, он взял в руки дела отца.
Шла война за австрийское наследство. Через Альпы в Пьемонт перегоняли стада для снабжения армии. Наживали неплохие деньги. Вот только война вдруг и совсем некстати для Мандрена закончилась. Он пригнал скот, а надобность в пом уже отпала. Непрочный крестьянский достаток такого удара не выдержал. Младший брат Пьер не захотел больше мирно крестьянствовать. Подался к фальшивомонетчикам, был схвачен и казнен. Про отца Мандрена, впрочем, тоже говорили, что он знал искусство изготовления монет и якобы не умер, а был убит в перестрелке с королевскими стрелками. Когда сам Луи Мандрен приобщился к этому рискованному, по прибыльному занятию — трудно сказать. Вне закона он оказался по другой причине. С приятелями он вступился за дезертира, которому угрожали деревенские парни, и в драке взял верх. К несчастью, двое из их противников умерли от ножевых ран, Мандрена приговорили к смертной казни, но он не стал дожидаться ареста, присоединился к шайке фальшивомонетчиков и несколько лет жил по закону, который сам устанавливал для себя. Необычайной силы и отчаянной храбрости, он легко подчинял своей воле сообщников и товарищей. Не терпел сопротивления своим желаниям и в гневе мог пойти на все что угодно{112}.