Парижский парламент представлял собой специфический судебно-административный орган, в его юрисдикции находилась почти треть территории страны, важнейшие судебные дела рассматривались в его степах. Магистраты осуществляли контроль над издательской деятельностью, отправляли функции полиции нравов, наблюдали за театральными представлениями, имели право вмешиваться в дела Парижского университета, а в некоторых случаях даже в дела церкви. Совместно с другими суверенными судами и муниципалитетом парламент нес ответственность за поддержание порядка в городе, а также за регулярность выплаты так называемой муниципальной ренты{9}. Но главное, парламент регистрировал и тем самым как бы объявлял законными королевские эдикты и ордонансы.
Предварительно они обсуждались, и нередко парламент выступал с ремонстрациями, т. е. требовал в письменной и устной форме, чтобы в предлагаемые законы были внесены изменения в соответствии с духом и буквой прежних законов королевства.
Парижский парламент нередко препятствовал проведению централизаторской политики Людовика XIII и его первого министра кардинала Ришелье. Стремясь сломить оппозицию магистратов, Людовик XIII запретил ремонстрации и предварительное обсуждение в парламенте королевских указов без специального на то разрешения{10}. Теперь, обратившись к парламенту по столь важному вопросу, как кассация королевского завещания, Анна вернула магистратам политический вес и значение.
Прошло лишь четыре дня после смерти Людовика XIII, а страна уже будто вступила в новые времена. Следом за парижскими воспрянули магистраты провинциальных парламентов, члены высших суверенных судов — Счетной палаты, Палаты косвенных сборов и Большого совета. Все изгнанники получили разрешение вернуться, вельмож — участников антиправительственных заговоров, освобождали из тюрем, всем потерявшим должности при Ришелье эти должности возвращали{11}. Все рассчитывали на благожелательность и понимание королевы, ведь она сама конспирировала против кардинала Ришелье и сама от него много страдала, да и с почившим королем у нее были сложные отношения.
Просьбы о пожалованиях, дарениях, пенсиях так и посыпались на регентшу. Она старалась не отказывать. Первое время при дворе только и слышались восхваления в ее адрес. Впрочем, на ухо рассказывались анекдоты о ее полной некомпетентности. Но финансовое положение королевства было критическим. Про щедрость следовало забыть.
Продолжалась многолетняя изнурительная война. 8 лет Франция вела борьбу против испанских и австрийских Габсбургов. В союзе с протестантами Германии и Швеции ей удалось сдержать экспансию наднациональной католической державы. Были одержаны важные победы, но торжество оружия мало способствовало преодолению финансового кризиса. Казне хронически не хватало средств. Военные расходы достигали 41 млн ливров в год{12}. Многократно увеличенные за время войны налоги привели к обнищанию крестьянства. Военные действия, постои войск, грабежи опустошили целые местности в приграничных провинциях. Даже из Лионнэ, одной из самых богатых провинций, в Париж поступали неутешительные сведения. Весной 1643 г. местные финансовые чиновники писали канцлеру Сегье: «…B течение нескольких лет провинцию опустошает чума, царящая еще и сейчас; пребывание и прохождение солдат, идущих в Италию и Каталонию и возвращающихся оттуда; этапная повинность;…пропитание более года испанских пленных, взятых в битве при Рокруа; недостаток хлеба, который велик и, как всем известно, был таковым на протяжении всего года, — все это, монсеньер, вместо с большими суммами платежей, наложенных для тальи, тальона, надбавок, сюбзистанса… вполне способно, как легко судить, заставить это генеральство пасть под тяжестью своего бремени, если не будет разгрузки…»{13}