Необходимость глубокой реформы государственных институтов, кардинального изменения самого механизма управления осознавалась не только философами, экономистами, радикальными фразерами из аристократических салонов и публицистами, знакомыми с народной жизнью. Об этой необходимости говорили и писали высшие бюрократы, люди компетентные и осторожные. Генеральный контролер финансов Калонн в августовском мемуаре 1786 г. следующим образом излагал свое критическое суждение: «Я хочу показать, что несогласованность, разнородность, противоречивость различных частей государственного механизма исходят из единого принципа конституционной порочности, конституционные пороки изматывают силы государства, приводят в расстройство всю его организацию, и нельзя уничтожить ни один из этих пороков, не выступив против всего принципа в целом, — принципа, который их породил и который их увековечивает… Королевство, состоящее из провинций, подчиняющихся провинциальным штатам, из провинций, подчиняющихся центральному управлению, из провинций с особой провинциальной администрацией, из провинций со смешанной администрацией, королевство, в котором области чужды друг другу, в котором внутренние таможенные барьеры отделяют подданных друг от друга, королевство, в котором одни провинции почти полностью освобождены от налогов, в то время как другие несут всю их тяжесть, в котором наиболее богатый класс платит минимальные налоги, — в этом королевстве невозможно иметь стабильный порядок, невозможно иметь общую волю; неизбежно это королевство очень несовершенно, изобилует злоупотреблениями, им невозможно хорошо управлять»{146}.
Проведение реформы, как и осуществление революции, требует изменения давно сложившегося баланса сил. Требуется особая концентрация власти.
На изменение структуры власти королевское правительство не могло отважиться. Реформаторская смелость бюрократов так далеко не простиралась, решили искать ресурсы в самой системе. Опыт прошлых неудач (Тюрго, Неккера) доказывал — реформировать общество силами исключительно государственного аппарата невозможно. Обращаться к самому обществу страшно. Ограничились паллиативом, созвали нотаблей. В феврале 1787 г. по личным приглашениям короля в Версале собрались принцы, герцоги, маршалы, высшие магистраты, епископы, мэры крупнейших городов, делегаты провинциальных штатов. Всего 144 человека.
22 февраля король открыл заседания. Речь его была короткой и невнятной, его почти не слышали. Затем выступил генеральный контролер финансов Калонн, он говорил час с четвертью. Нотаблям предлагалось утвердить широкую программу реформ: ввести налог на доходы, отменить поземельную двадцатину и вместо нее учредить налог под названием «территориальная субсидия», который планировалось распространить на всех землевладельцев, включая духовенство. Распределением налога должен был заняться новый выборный орган — провинциальные ассамблеи. Калонн предлагал также унифицировать внутреннюю таможенную службу, упростить систему косвенных налогов, сократить размеры самого непопулярного из них, налога на соль.
Нотабли не оспаривали необходимости реформ, по, вместо того чтобы утвердить программу Калонна, они потребовали от правительства отчета о его финансовой деятельности, раскритиковали систему пенсий, раздававшихся двором, наконец, выдвинули идею созыва Генеральных штатов. Прения продолжались, страсти кипели, пи к какому решению прийти не удавалось. Король отправил в отставку Калонна. Возглавивший финансовое ведомство, ранее яростно критиковавший Калонна Ломени де Бриенн также попытался осуществить фискальную реформу, распространив поземельный налог на все сословия.
6 августа 1787 г. предложенная Бриенном реформа была законодательно оформлена королевским указом. Личное участие короля в заседании Парижского парламента позволило преодолеть оппозицию магистратов, не желавших регистрировать закон, частично уничтожавший фискальные привилегии дворянства. Но на следующий день парламент объявил указ незаконным. «Бунтовщики» были наказаны ссылкой в Труа. Но парижских магистратов поддержала судебная аристократия провинций. Ломени де Бриенн капитулировал. Возвращение магистратов в Париж приветствовали толпы народа.
Невозможность разрешения кризиса между королевской властью и высшими слоями дворянства, представленными в парламентах, провинциальных штатах и в собрании нотаблей 1787 г., ни путем компромисса, ни путем возобладания одной из сторон привела к необходимости апелляции к голосу нации — к созыву Генеральных штатов. Затянувшийся институционный конфликт, в основе которого лежал вопрос о путях и средствах преобразования страны, создал ситуацию, контроль над которой с катастрофической быстротой ускользал из рук власть предержащих. Король, его администрация и традиционная, можно сказать, квазиконституционная оппозиция вступали в область непредсказуемого. Никто не мог предвидеть, чем явятся созываемые Генеральные штаты, но каждая из сторон надеялась приобрести в их лице союзника.