Полагаем, такое сочетание хронологического и географического принципов построения материала книги позволит понять, что Монголия на каждом этапе рассматривалась как некое единое в политическом и правовом отношении пространство. Особенности политико-правового развития различных регионов Монголии проявлялись еще в XVI в., и в дальнейшем стали настолько значительны, что являлись очевидными и для иностранных путешественников даже при том, что большинство из них не были специалистами по изучению государства и права. Так, Южная Монголия (Чахар, Тумэт, Ордос) испытала более значительное влияние тибетского буддизма и раньше попала под власть империи Цин, соответственно, в ней в гораздо большей степени были распространены маньчжурские принципы управления, источники права и принципы регулирования отношений не только в публично-правовой (налоги, система преступлений и наказаний), но и в частноправовой сфере (торговые и иные обязательственные отношения). Северная Монголия (Халха), подчинившаяся Цинской империи позднее, в течение длительного времени сохраняла автономию, а соответственно, и традиционные институты управления, источники права и проч. Джунгарское же ханство в Западной Монголии демонстрировало тенденцию к централизации власти и постепенному расширению своего сюзеренитета на соседние государства, народы и регионы. Таким образом, в результате проведенного исследования начинает формироваться своеобразная «правовая карта» Монголии изучаемого периода, которая может оказаться небесполезной как для дальнейшего изучения традиционной монгольской государственности и права, так и, возможно, при выстраивании отношений в самых разных сферах с монгольскими контрагентами из разных исторических областей Монголии.
Написание имен собственных, географических названий и специальных политических и правовых терминов в книге приводится в соответствии с современной монголоведной традицией, исключения составляет лишь их написание в приводимых цитатах.
При проведении исследования автор неоднократно прибегал к консультациям специалистов-монголоведов, а также имел возможность представить промежуточные исследовательские результаты на специализированных научных мероприятиях в России и за рубежом. Таким образом, книга не появилась бы без их поддержки, и автор считает своим приятным долгом выразить благодарность И. В. Богданову, И. В. Кульганек, Д. А. Носову, Т. А. Пан, А. В. Попову, П. О. Рыкину, Т. Д. Скрынниковой (Санкт-Петербург), П. Н. Дудину (Улан-Удэ), В. В. Кукановой (Элиста), К. З. Ускенбаю (Алматы, Казахстан), Х. Эрдэнчулуу (Киото, Япония), а также Издательскому дому Высшей школы экономики в лице Е. А. Ивановой, Е. А. Бережновой и В. Е. Красавцевой — за постоянное сотрудничество и, как всегда, моей семье: жене Ирине, сыновьям Михаилу и Даниилу за их терпение и моральную поддержку.
Глава I
Путешественники XVII — начала XX в. в Монголии и их записки
Прежде чем непосредственно приступить к анализу сведений иностранных путешественников о государственности и праве традиционной Монголии, необходимо понять, кем же были эти самые путешественники. Сразу же обратим внимание на то, что национальный состав и социальный статус путешественников весьма существенно менялся в разные периоды истории Монголии и во многом зависел от ее политического положения, равно как и от тех задач, которые преследовали сами иностранцы, прибывавшие в эту страну.
XVII в. стал временем установления и развития отношений Московского царства и монгольских ханств[20]. В течение 1610–1680-х годов значительное число русских дипломатов посетили государства Восточной Монголии (улусы Тушету-хана, Сэчен-хана), а также ойратские владения в Западной Монголии, в том числе Джунгарское ханство[21]. Результаты этих поездок нашли отражение в десятках статейных списков посольств, расспросных речах участников дипломатических миссий и ряде других документов, составленных на основе полученных дипломатами данных[22]. Кроме того, сведения о Монголии рассматриваемого периода оставили также московские дипломаты, отправленные в Китай с целью установить отношения сначала с династией Мин (И. Петлин), затем — с маньчжурской династией Цин (Ф. И. Байков), путь которых тоже пролегал через монгольские ханства.
Сразу следует обратить внимание на то, что русские дипломаты, побывавшие в Монголии на начальном этапе взаимодействия Московского царства с местными правителями, обладали не слишком высоким статусом и достаточной подготовкой. Соответственно, сведения о государственности и праве монгольских ханств, которые они посещали (или через которые проезжали в Китай), носят достаточно лапидарный характер. Большинство московских дипломатов, посетивших Монголию в этот период, принадлежали к сословию провинциальных служилых людей — детей боярских, дворян, казачьих атаманов и т. д., родом из Красноярска, Тары, Тобольска, Томска и проч. Зачастую они выполняли разовые дипломатические поручения, выступая больше в качестве гонцов или курьеров, передававших послания центральных или региональных русских властей монгольским правителям, а не обсуждали серьезные международные политические и правовые вопросы. Лишь некоторые из них представляли собой исключение, будучи более образованными людьми, имевшими значительный опыт государственной службы, — например, Д. Д. Аршинский, Я. О. Тухачевский или Ф. И. Байков. Естественно, таким служащим поручались более ответственные дипломатические задания, что находило отражение и в их записках.
20
В исторической исследовательской литературе еще с XIX в. идет дискуссия о более ранних дипломатических миссиях русских послов в Монголию. Некоторые исследователи упоминают о пребывании русских послов в лагере монгольского хана около 1543 г. (
21
В рамках настоящей работы не рассматриваются первые поездки московских дипломатов к ойратам, переселившимся в Московские владения в самом начале XVII в., т. е. калмыков, см. подробнее:
22