— Что со мною? — простонала баронесса.
Старый профессор подошел, положил сухую прохладную ладонь на ее покрывшийся бисеринами пота прекрасный лоб.
— Вы беременны, сударыня. — Он посмотрел на часы. — Минут через двадцать вы станете мамой… распорядитесь принести чистых полотенец и таз горячей воды.
Генриетта Антоновна порывисто села и тут же, сраженная тянущей болью, бессильно откинулась на подушку.
— Но как же… ведь я девственна… у меня никогда не было любовных отношений с мужчиной… вы же знаете…
Сергей Петрович вставил в глаз стеклышко, попросил пациентку принять удобную ему позу и ловко задействовал два длинных опытных пальца.
— Действительно… в этом вы правы. — Он снова намыливал руки. — Тем не менее, в нашем распоряжении всего пятнадцать минут. — Выйдя за дверь, он что-то объяснил вскрикнувшей горничной и тут же вернулся. — Сейчас все доставят…
— Как… как такое могло со мной случиться?!
Опытный медик, посыпав тальком руки, натягивал эластичные резиновые перчатки.
— Случай представляется мне весьма редким… попробуем все же выявить истину. — Установив Генриетту Антоновну мостиком, он выдернул из под нее тюфячок, оставив лежать на голом брезенте. — Без мужчины, уверяю вас, тут не обошлось… отбросим добрейшего супруга вашего Карла Изосимовича… что же остается? — Он вынул безопасную бритву и развел в ванночке мыльную пену. — Припомните — не было ли у вас не вполне осознанного контакта с партнером по танцу… или в казарме… случайно… молодые офицеры излишне пылки, солдаты — попросту грубы и невоздержанны… какое-нибудь одно, излишне плотное прикосновение…
— Нет! Нет! — Генриетта Антоновна отчаянно замахала руками. — Как вы могли подумать!
— Хорошо. — Профессор намылил низы баронессы и опробовал лезвие. — Внезапно его рука остановилась. — Знаете, я вспомнил отчего-то тот зимний концерт в вашем доме… Помните, вы пригласили странного человека… Скрябина… он играл нечто необыкновенное, проникающее… я наблюдал за вами, и мне показалось…
Генриетта Антоновна покраснела. Она никогда не забывала того вечера и своих, связанных с ним ощущений.
— Конечно, все это очень необычно, — уже увереннее ступая по нащупанной умозрительной тропке, продолжал профессор и гениальный провидец, — но я видел, что происходило тогда… мы знаем, какая мощная сила искусство, в особенности искусство музыкальное. — Сергей Петрович спокойно продолжил начатое дело. — Я сам в молодости серьезно занимался симфонизмом… скажите же мне со всей откровенностью — тогда, во время исполнения поэмы, вы почувствовали энгармонизм?
— Да, — смутилась роженица. — В нижнем регистре… на органном пункте тоники.
Знаменитый лекарь полностью завершил подготовку и откровенно любовался делом своих рук.
— Все ясно! — обрадовался он подтверждению гипотезы. — Я склонен объяснить произошедшее так. Слушая симфонию, вы эмоционально раскрылись и впустили альтерированный нонаккорд с секстой — отсюда и ощущения… Далее естественным образом произошло экспрессивное задержание от си-бемоль через си-дубль к ля-бемоль. — Достав флакон со спиртом, он протер обнажившееся место. — Возникла ритмоинтонационная выпуклость, переродившаяся в здоровом и заждавшемся большого чувства женском организме в новое тематическое образование… Вот вам и беременность!.. Еще одно подтверждение, что одинакового результата можно добиться разными способами!.. — Он снова посмотрел на часы. — Осталось около минуты… я попрошу вас упереться вот так и приготовиться…
Потолок над Генриеттой Антоновной закачался, ей стало совсем невмоготу, что-то стукнуло ее изнутри, она крикнула, дернулась, доктор Боткин, подобно чемпиону по плаванию, нырнул куда-то — и тут же стало необъяснимо легко.
Она услышала мощный, насыщенный басовыми тритонами плач.
На руках у доктора заливался прекрасный крупный младенец.
— У вас мальчик, мамаша, — широко улыбаясь, сообщил Сергей Петрович. — Удивительно, между прочим, похож на отца… Ребенок полностью здоров, весит десять фунтов ровно. Маленький негодник проголодался и требует у мамы молочка…
Генриетта Антоновна взяла сына, выпростала налитую персю и засунула ее соском в прожорливой розовый ротик.
37
Великий Композитор очнулся на какой-то открытой веранде.
Ярко сияло солнце, слышался мерный рокот прибоя, пышнейшая зелень колыхалась вокруг, вдали виднелись горные вершины.