Харун кивнул, словно принял слова.
— Ведите его ко мне. Сейчас, — сказал он. — Я пойму, сын это или нет.
Шарон вздохнул, Бальтазар встал.
— Я приведу его, Ваше великолепие, — сказал он, Харун махнул рукой. Бальтазар злорадно посмотрел на Печаль и оставил их, закрыв за собой дверь.
На комнату пал тихий и угрожающий покров, как буря. Печаль видела, как стол делился, почти смешно, на две части: те, кто был бы ей верен, если бы она попросила — Иррис, Шарон — хоть он не должен — Бейрам и Тува, и те, кто по какой-то причине выберет Харуна. Несмотря на их обещания две ночи назад, Каспира и Самад были в их числе. Две ночи назад она была лучшим — единственным — решением. Но теперь появился новый вариант.
Печаль не могла поверить в то, что видела. Они должны были знать, что Веспус делал в прошлом. Что он надеялся достичь. Как они могли теперь доверять ему? Им было все равно, что будет с Ранноном, если Шарон прав, и все это — часть новой схемы?
В дверь твердо постучали.
— Войдите, — сказал Харун, и голос его встряхнул Печаль своей силой.
15
Прекрасный сын
Бальтазар вошел первым, бледный, и занял место рядом с комодом, где стоял портрет.
За ним прошел юноша, и казалось, что портрет ожил. Он был в черном, в тунике и штанах раннонского стиля, словно только что позировал для картины. Тьма его одежды только подчеркивала яркость волос. Сегодня он нервничал. Любопытство и уверенность прошлого дня пропали: его плечи были опущены, взгляд бегал по комнате, с человека на человека. Дольше всех он смотрел на Печаль, просиял, губы начали изгибаться, словно он был рад видеть ее. Она не успела обдумать это, а Харун встал, привлекая общее внимание.
Почти улыбка пропала, когда Мэл увидел изможденную фигуру канцлера Раннона.
Он повернулся к порогу, где стоял Веспус с Афорой и Мелакисом, едва заметно скалясь. Веспус кивнул Мэлу, словно подгоняя его.
Харуну это не требовалось. Его глаза блестели от слез, рот превратился в О, показывая его гнилые зубы. Он шагнул вперед, вытянув руки, вздрогнув, когда юноша отпрянул, не успев скрыть отвращение.
— Мэл? — сказал Харун.
Через миг Мэл ответил:
— Отец.
Его голос звучал сухо, Печаль видела, как он сглотнул, заставил себя шагнуть вперед для объятий, выглядя, как человек, идущий к виселице, а не к давно потерянному отцу. После его красивых слов вчера о возвращении домой она ожидала, что он бросится в объятия Харуна. Она взглянула на Шарона, он мрачно посмотрел на нее.
Самад и Каспира на другой стороне стола кивали, сцепив перед собой руки. Они не замечали колебания Мэла. Печаль взглянула на Веспуса. Он это замечал, сжимал челюсти от эмоций, шея была напряжена, и Печали показалось, что он не дает себе оттащить Мэла.
Мэл был чуть выше Харуна, и канцлер потянулся, чтобы сжать его лицо руками и опустить на уровень глаз. Печаль видела, как трудно Мэлу было допустить это, позволить тонким пальцам прижаться к его коже, и она поежилась, радуясь, что она не на его месте. Лицо Харуна было голодным, он разглядывал лицо юноши перед собой. Он погладил метку на шее Мэла, и она пожалела его.
— Ты помнишь меня, сын? — сказал Харун. — Помнишь свою мать и меня?
— Я… я… — Мэл пытался повернуться к Веспусу, но Харун держал его лицом к лицу. — Нет, — сказал он. — Не помню. Прости.
Харун отшатнулся, словно юноша ударил его.
— Прости! — снова сказал Мэл. Он отвел взгляд от Харуна, но не на Веспуса, а на Печаль, словно она могла помочь ему. Она покачала головой, он помрачнел и повернулся к Веспусу с мольбой.
— Ты ничего не помнишь? — повторил Харун, глядя на свои ладони, как на грязные.
— Он был младенцем, — сказал Веспус от двери. — Кто-то может вспомнить себя в таком возрасте?
Харун ужасно медленно повернулся к бывшему послу Риллы, хмурясь.
— Почему ты здесь? — спросил он. — Разве я не сказал тебе больше не ступать в мою страну? Разве не грозил лишить тогда головы?
— Он со мной, — быстро сказал Мэл. — Лорд Веспус заботился обо мне. Я в долгу перед ним. И перед всей Риллой. Без них я точно был бы мертв.
Харун напрягся, ладони по бокам стали кулаками, Печаль увидела борьбу в отце, он пытался решить, что сильнее — ненависть к Веспусу или желание, чтобы этот юноша был его потерянным сыном.