— Да, — Лувиан моргнул. — Но как…
— Это я, — сказала девушка, Лувиан раскрыл рот, как рыба, Печаль молчала от потрясения. — Я их рисую. Точнее, последний. Лучше проходите.
Она пропустила Печаль и Лувиана внутрь, и они прошли, споткнувшись о порог.
Они оказались в светлом просторном коридоре с белой лестницей, что извивалась, как ракушка, сужаясь к вершине. Пол был с белой плиткой, босые ноги девушки не издавали ни звука, они прошла мимо них к маленькой двери в стене.
— Ты нас ждала? — спросила Печаль, поражаясь тому, что она была тут, словно ждала их.
Девушка пронзила ее взглядом, бросив его через плечо.
— Я проходила дверь, когда вы позвонили. Сюда, — сказала она.
Печаль и Лувиан переглянулись в растерянности и пошли за ней.
Риллянка не ждала их, тихо прошла по коридору и повернула налево, пропала за углом. Когда они добрались туда, она уже пропадала за другим, и так они гнались за ней по одинаковым коридорам, пока не попали в коридор со стеной в конце, девушки не было видно. Они с тревогой пошли по коридору, замерли у открытой двери. Они заглянули, а девушка в комнате накрывала холсты тканью.
Они замерли на пороге, что-то не давало им зайти без разрешения. Было ясно, что это студия. Но это был и дом; низкая узкая кровать в углу не была заправлена, столик усеивали грязные тарелки, одежда радужных цветов была на манекене и кучей в кресле.
— Заходите, — сказала девушка, ее больше тревожила скрытность работы, чем следы ее жизни. Девушка опустилась на пол, плавным движением скрестив ноги. — Угостить мне вас нечем, — заявила она.
— Не страшно, — сказала Печаль. Она села напротив девушки, а Лувиан устроился на коленях рядом с ней, стараясь сохранять спокойствие. Они нашли художника. У нее будут вопросы о Мэле. — Так ты — Граксал?
— Нет.
Печаль замерла.
— Но ты сказала, что рисовала картины.
— Да. Теперь. Но Граксал не мое имя. Это вообще не имя. Это два имени в одном. Меня зовут Ксалис, а мою маму — Гралис. Она была художницей, после ее смерти я переняла ее работу.
Печаль не смогла проверить подписи на старых портретах в Зимнем дворце перед тем, как уехала. Она решила, что и там такая же подпись. Граксал. Гралис.
— Сожалею о потере, — сказала Печаль.
Девушка — Ксалис — пожала плечами.
— Это было слишком рано.
Печаль выдержала уважительную паузу, а потом задала вопрос:
— Значит, твоя мама изначально рисовала портреты Мэла?
— Да, — Ксалис посмотрела на них серебряными глазами. — До этого года — она умерла раньше, чем смогла закончить. И я закончила за нее и поставила общую подпись, — она замолчала. — Думаю, дальше вы захотите узнать, кто заказывал картины?
— Именно, — сказала Печаль.
— Лорд Веспус Корриган, — сказала Ксалис. — Хотя, полагаю, мне нужно звать его отцом.
24
Что-то долгосрочное
— Твой отец? — Печаль уставилась на девушку. Она ожидала, что это будет Веспус. Но не ожидала такого. — Веспус — твой отец? Расмус — твой брат?
Ксалис вскинула брови.
— Наполовину. Лорд Корриган женился на матери Расмуса, когда мне было шесть. На моей матери он не женился никогда.
Печаль была потрясена, на миг забыла, зачем они здесь. Она глядела на риллянку, искала в ее чертах Расмуса или Веспуса. Расмус не знал о ней, он всегда хотел брата или сестру, хотя Печаль мрачно предупреждала, что проблем от них больше, чем радости.
— Лорд Веспус заказывал картины? — тон Лувиана был предупреждением, чтобы Печаль обратила внимание, и она пришла в себя и сосредоточилась на словах Ксалис.
— Да. Как подарок вашему отцу от народа Риллы, — Ксалис посмотрела на Печаль. — Чтобы выразить наше соболезнование насчет случившегося на мосту. Вы не знали?
— Записи о художнике утеряны, — сказала Печаль. — Нам было любопытно, кто делал это год за годом. И откуда началась традиция. Нам повезло найти тебя здесь. Мы думали, что искать будет сложнее.
— Они — нечто, — добавил Лувиан. — Картины. Было точно сложно представлять его.
— Для первой мы работали по раннонскому рисунку. Маленькими они почти не отличаются.
— А когда он стал старше? — спросила Печаль, следуя за идеей Лувиана.
— Догадки и картины канцлера и его жены. И модель, которую приводил лорд Веспус.
Печаль застыла.
— Модель? Раннонец? — звучало слишком любопытно; она слышала отчаяние в своем голосе, задержала дыхание, ожидая, заметила ли Ксалис.
Но, видимо, не заметила, риллянка ответила:
— Не знаю. Мне не давали его увидеть; мама всегда отсылала меня, когда они приходили. Он приходил пару лет. А потом перестал, и Веспус говорил моей маме, что нужно изменить.
Лувиан опередил Печаль:
— Например?
— Ничего особенного. Длину волос, размер губ, наклон носа. Порой сложно угадать, каким вырастет ребенок, особенно подросток. Веспус говорил так же и о Расмусе, который изменился до неузнаваемости. Он не хотел такого для вашего отца.
Печаль посмотрела на Лувиана, он поймал ее взгляд сияющими глазами.
— Да? — пробормотал Лувиан. — Как интересно. И где теперь модель?
— Я не знаю. Может, вам ответит лорд Веспус.
— Мы спросим у него на Именовании, — сказал Лувиан.
Печаль кивнула, ее тело гудело от новых знаний. Была модель. Кто-то сидел для рисунков. Настоящий. И перестал приходить после трех лет… Модели было около семи. В таком возрасте можно было и забыть это. Печаль не помнила ничего особенного из своей жизни в семь лет. Она помнила детство только после появления Расмуса… Мэл, которого она знала, мог быть моделью… А если он перестал приходить, потому что Веспус не хотел, чтобы он это помнил?
Даже если моделью был другой ребенок, Ксалис почти доказала, что Веспус планировал это годами. Зачем еще ему это делать? Печаль подавила улыбку от осознания. Наконец, у них что-то было.
— Он похож на ее работу? — спросила Ксалис, перебив мысли Печали. — Настоящий Мэл. Мы угадали?
— Он идентичен, — сказала радостно Печаль. — Это невероятно.
Лувиан поднялся на ноги.
— Теперь стало понятнее. Теперь мы знаем, кто нам делал такие подарки, и кто — талантливый художник. Благодарим за уделенное время, — он протянул Печали руку, поднял ее с удивительной силой, а Ксалис изящно выпрямилась.
— Сами выйти сможете? — спросила Ксалис.
— Ни за что, — бодро ответил Лувиан, риллянка улыбнулась.
Печаль впервые узнала Расмуса в ее лице, и ее желудок сжался в ответ.
Ксалис повела их по коридорам, пока они не оказались у входа. Двое риллянинов спускались по витой лестнице, холодно посмотрели на Печаль и Лувиана, но промолчали, проходя мимо к комнатам и студиям.
— Благодарю, — повторила слова Лувиана Печаль, когда Ксалис открыла дверь на улицу.
— Наслаждайтесь Именованием, — сказала Ксалис.
— Обязательно.
— О, и если будете искать, где поесть сегодня, на другой стороне площади есть место, «Анвин» на улице Короны. Там продают кишкиз — местное блюдо. Попробуйте, пока вы здесь.
— Еще раз спасибо, — сказала Печаль. — Ты так добра к нам!
Ксалис закрыла дверь, решив, что они попрощались.
— В гостиницу? — спросил Лувиан, Печаль кивнула, скрывая с трудом счастье.
Они молчали, возвращаясь по людной площади в гостиницу, забрав по пути заскучавшую Дейн. Они сказали ей, что отдохнут перед ужином, оставили ее снаружи. Печаль открыла свою дверь, досчитала до трех и громко закрыла ее, а потом ушла к Лувиану, тихо заперев дверь.
Он уже сидел за столом, закатав рукава пиджака, с ручкой в руке и хмурым видом. Она села на его кровать, смотрела, как он просматривает свой вездесущий список детей, вычеркивает, дописывает и подчеркивает, соединяет слова стрелочками. В открытое окно залетал ветерок, и он цокнул, словно мог остановить его, и пытался одновременно придерживать листки и писать. Она хотела спросить, почему он занялся сейчас списком, именно сейчас, но что-то в его позе заставило ее ждать, пока он не отодвинул ручку, сев прямее.