Не самозванке.
Если бы у нее была другая одежда, она зарыла бы это платье на дне сундука и хотела бы больше не видеть.
Она прошла к зеркалу, не замечая свое тело ниже шеи, затянула волосы в строгий шиньон. Она подвела глаза штрихами, покрыла ресницы черной краской, а рот — алой помадой, создав маску, чтобы скрываться за ней. После этого она открыла дверь спальни.
— Готова, — сказала она.
Глаза Лувиана были огромными, почти испуганными, пока он смотрел на женщину перед собой. Казалось, он ее не узнавал.
Печаль его понимала.
30
Снаружи, внутри
Бальный зал густо украсили зеленью. Каменные стены и витражи, которыми Печаль восхищалась, пропали за занавесом ароматных папоротников и листьев. Над их головами сплелись лозы, скрывая потолок, обвивая балки, и маленькие птицы чувствовали себя там как дома, мелькали среди листвы. Пол покрывал мягкий мох, многие гости поэтому ходили босиком, туфли свисли с пальцев или были брошены где-то.
Больше сотни масляных ламп висело с потолка, озаряя комнату, хотя края были в тени, и Печаль видела движение людей там, у стен. Они с Лувианом прошли, и она увидела зеленые огоньки среди листьев. Светлячки. Расмус рассказывал, что держал таких в банке у кровати ночью, когда был ребенком, ловил их на закате и отпускал утром, а спал под их сияние в танце.
Весь зал был как грот, даже столы и стулья сменили большими пнями и бревнами, некоторые разделяли ширмы из травы, позволяя уединение. За тихой музыкой флейты и скрипки Печаль представляла журчание воды в пруду или водопаде, будто это находилось в зале.
Это было невероятно, даже в своем растерянном состоянии Печаль это видела. И хотя она знала, что это чудо, она ничего не ощущала. Не было радости от этого волшебного преобразования. Даже от вида светлячков, которых она давно хотела увидеть, ее панцирь, появившийся после разговора с Шароном, не треснул.
В отличие от Лувиана, потянувшего его к стенам, чтобы длинными пальцами касаться листьев, качать головой с детской широкой улыбкой, пока светлячки танцевали вокруг его ладоней.
— Наверное, это Веспус, — прошептал он Печали, взяв для них напитки у проходящего слуги. — Наверное, он сделал это своим даром. Знаю, мы говорили, что он бесполезен, но мы могли ошибиться. Это невероятно.
Печаль взяла у него бокал и сразу осушила.
— Полегче, — сказал Лувиан, но забрал у нее пустой бокал и отдал свой. — Что хочешь сделать? Обойти по кругу зал и поздороваться? Найти Иррис и Шарона? Поесть, а потом общаться? Или танцевать? — он указал на герцога Меридеи и его супругу, уже двигающихся под музыку.
— Сесть, — сказала Печаль. Точно не Шарон. И она не знала, что сказать Иррис, ведь та хорошо знала ее и не поверит, что дело в головной боли. Несмотря на макияж, она выглядела так, словно не спала днями. Печаль не знала, как Шарон объяснил их ссору, сказал ли он Иррис не трогать ее. Потому она не пришла готовиться с ней?
Лувиан взял Печаль за локоть, повел к столику, заслоненному высокой травой. Он сел рядом с ней на бревно, она выпила второй бокал.
— Печаль, в отличие от наших друзей из Риллы, у меня дара нет, мысли читать я не умею, так что рассказывай, — сказал он. — Что-то не так. Не ври. Расскажи мне.
— Я в порядке. Я уже говорила тебе, это головная боль.
— Все еще? Ты не приняла лекарство? Может, Расмуса позвать? Он же целитель?
— Нет, — рявкнула Печаль. — Просто… забудь, Лувиан. Мне полегчает. Если ты отстанешь.
Он сжал губы и хмурился, глядя на нее, а потом изобразил, как бесстрастно пожал плечами.
— Я оставлю тебя в покое, — выдавил он и встал, пошел к Дарсии в кругу риллян. Печаль смотрела, как они освободили Лувиану место, и он легко влился в группу и разговор. Дарсия склонилась к нему и заговорила, Лувиан махнул на нее. Печаль отвела взгляд.
Официант прошел мимо, она взяла еще бокал, обхватила руками. Она искала взглядом Шарона, не зная, как он тут двигался на коляске. Веспус не подумал, в такой среде вице-канцлер Раннона не мог маневрировать. Зная Веспуса, это было намеренно.
Лорд Веспус стоял рядом с королевой и принцем Каспаром, прятал руки за спиной, наслаждаясь с виду разговором и ними. Принц Каспар был с Аралией на перевязи на груди, чтобы руки могли жестикулировать. Он что-то рассказывал жене и Веспусу. Между ними не было заметно напряжение, и Печаль подумала о словах Гарселя о том, что он не в фаворе, но он не успел тогда объяснить ей.
— Здравствуй, — она увидела Мэла, выглядывающего из-за ширмы. — Можно к тебе?
Печаль пожала плечами, Мэл сел там, где раньше был Лувиан.
— Я увидел, что твой советник ушел, а Арта у буфета, так что я решил проведать тебя, пока нам не сказали, что разговаривать нельзя.
— Я в порядке, — сказала Печаль, не глядя на него.
— Разве это не прекрасно? — продолжил Мэл. — Это сделал лорд Веспус, подарок для Аралии.
— Не прекрасно для лорда Дэя. Он на кресле-каталке. Вряд ли он тут легко проедет.
— О, нет, растения его пропускают. Смотри, — Мэл указал на Шарона, появившегося в поле зрения, Иррис была рядом с ним. Печаль смотрела, а мох пропадал с пути его коляски, пропуская его.
Он увидел Печаль и Мэла вместе и нахмурился, но Печаль ответила на его взгляд, ничего не выдав, и он сжал колеса и отправился глубже в комнату. Иррис посмотрела на них, вскинула в вопросе брови. Шарон их ссору не объяснил.
Печаль хотела пересечь комнату и увести Иррис в сторону. Иррис любила Печаль достаточно, чтобы рассказывать ей правду, она вонзалась в проблему как нож в масло. Иррис не отступала, не бросала. Иррис успокоит ее, поддержит, как всегда делала.
Но что Печаль могла ей сказать? Иррис не могла знать правду, Шарон дал это понять. И Печаль не могла врать Иррис в лицо. Она пожала плечами, увидела боль на лице Иррис. Она помрачнела, когда подруга поспешила за Шароном, и повернулась к болтовне Мэла.
— …и лорд Веспус указал им сделать это, — сказал Мэл, Печаль смотрела, как мох возвращается на место за Шароном.
— Какой он молодец.
— Он тебе не нравится, да?
Тон Печали был скучающим, он ответила:
— Почему ты так подумал?
— И меня ты тоже ненавидишь, — вдруг сказал Мэл.
Печаль повернулась к нему.
— Нет, — честно сказала она. — Я тебя не ненавижу.
Было одно время. Она ненавидела брата, что умер, что всегда был идеалом в глазах ее отца. Она ненавидела мальчика на мосту и мальчика, что стоял рядом с Харуном в ночь, когда тот умер. Она не ненавидела этого юношу, кем бы он ни был.
Но он не мог этого знать.
— Все хорошо, — продолжил Мэл, пока Печаль молчала. — Я понимаю. Ты через многое прошла, пока росла, из-за меня. И проходишь теперь из-за меня. Я бы тоже себя ненавидел. Это была не моя идея — выдвигаться против тебя.
— Тогда зачем? — ей было интересно. Если он говорил правду, то делал это, зная, что она разозлится на него. Но он все еще хотел подружиться с ней. В этом не было смысла.
— Потому что это мой долг, — просто сказал он. — Я не врал при первой встрече, я не был заинтересован в месте канцлера. Правда. Я думал, что вернусь домой, отцу станет лучше, и он начнет восстанавливать Раннон. Линсель рассказывала нам, какая жизнь в Ранноне, и я верил, что с моим возвращением все изменится. Потому что это была моя вина. Моя пропажа все это устроила.
Он замолчал, словно ждал ее отрицаний, но Печаль молчала, глядя в дальнюю часть зала. Мэл вздохнул и продолжил:
— Но он умер. Он не успел все исправить. И задача по исцелению Раннона — мой долг. Это мое. Я стал причиной, мне и чинить. Мне приходится быть против тебя, чтобы доказать людям, что я знаю это. Если они не выберут меня, так тому и быть. Но как я смогу смотреть на них, если не выступил, хотя бы попытавшись все улучшить, после того, как они так долго страдали из-за меня?