— Это было глупо, — сказала Печаль. — Если нас…
— Уходи. Уходи с бала, — его голос был низким и грубым. — Иди за мной.
Печаль кивнула.
Он оторвал горсть листьев плюща и оставил ее. Она пригнулась и брызнула на лицо прохладной водой. Она не могла идти. Не могла.
Она пошла.
Она никого не видела, пока шла за ним, в этот раз никто не остановил ее, словно тоже не замечали ее. Она за минуты покинула сад в здании, вышла в прохладный коридор. Стражи кивнули ей, она склонила голову, размышляя, куда пошел Расмус.
Впереди на полу лежал листок плюща, и Печаль пошла к нему, заметила другой в паре метров от этого.
Она шла по оставленному им следу из листиков плюща вглубь замка, пока не обнаружила лист у двери. Она открыла ее без стука, оказалась в маленьком кабинете, где был стол, стул и полки, полные похожих книг. И Расмус стоял в свете луны спиной к ней.
Он повернулся, когда она вошла, но оставался там, пока она закрывала за собой дверь.
— Это глупо, — снова сказала она.
— Мы дураки, — согласился он.
Один короткий миг они, казалось, сопротивлялись искушению.
А потом он оказался рядом с ней, обхватил ее грудь, дразня сосок большим пальцам. Желание вспыхнуло в ее теле, и она прижалась к нему, вызывая его стон.
Он сорвал платье с ее тела и бросил за собой, и она тоже пыталась раздеть его, запуталась в пуговицах его камзола. Она была неловкой, так что обрадовалась, Кога он оторвал последние пуговицы и сбросил пиджак на пол. Его рубашка полетела следом, и вскоре ее груди прижались к его груди, его губы снова нашли ее. Он ласкал ее язык своим, нежно посасывал его, а потом вернулся к ее губам.
Ладонь скользнула ниже, она прижималась к нему, скуля в его рот. Она потянулась к его брюкам, принялась спускать их, чтобы коснуться его, как он касался ее.
Он отодвинулся, утрата была невыносимой, пока он не опустился на колени, поцелуями направившись по ее внутренней стороне бедра. Она сжала его волосы, жар внутри требовал больше. Он послушался ее невысказанного приказа, легко поднял ее на стол, ладонь оказалась между ее ног, а его губы встретили ее. Она выгибалась к нему, сжимала плечи так сильно, что боялась, что ранит его, пока он гладил и ласкал ее, снова открывая ее пальцами, ее тело было радо его возвращению. А потом он накрыл ее, легко сливаясь с ней, как всегда и было.
Ее плечи и спина прижались к твердому дереву стола, но остальная часть ощущала себя жидким золотом рядом с ним, ее голова была на его груди, его руки — вокруг нее, словно больше нигде быть не могли. Они не говорили, разделившись, лежали на столе. Она не хотела ломать момент, судя по его решительной крепкой хватке, он тоже это ощущал.
Наконец, он отпустил ее, и она тут же ощутила резкую боль в шее, заставившую ее сесть.
— Ай, — выдохнула она, потирая место, а потом туда легла его ладонь, и боль пропала. — Ты добр ко мне, — сказала она.
Он притянул ее к себе, поцеловал лоб, щеку, кончик носа, каждое веко. Он спрыгнул со стола, нашел брюки и надел их на свои длинные ноги. Он поднял ее платье, и она надела его, а потом помогла ему найти пуговицы.
— Я могу оставить одну? — спроси она, не зная, зачем ей это, и он без возражений отдал одну.
Они убрали следы своего пребывания в комнате и стояли в тишине, не глядя друг другу в глаза. Между ними еще ни разу не было такой неловкости, но эйфория угасала, и Печаль поняла, что они снова были беспечны. Через минуты после извинений она использовала Расмуса, чтобы утешить себя, чтобы его прикосновение починило ее…
Она застыла с ужасной мыслью в голове…
Как она могла быть такой глупой? Его прикосновение убирало ее боль. Делало состоянии лучше… Она хотела его каждый раз, когда грустила или боялась…
Она всегда думала, что он исцеляет только физическую боль, он не мог убрать ее горе после смерти бабушки. Но, может, то была другая боль, которую могло исцелить лишь время. А вот сомнения, тревога и страх — боль — были более осязаемы. Их было легче объяснить. Исцелить. И ее тело знало это. Она пыталась отстраниться, ее тело тянулось к нему, когда ей было больно.
Как сегодня.
Расмус нахмурился.
— Ты в порядке? — спросил он.
Она кивнула, но это не убедило его, он потянулся к ней и замер, когда она сжалась.
Как она могла быть такой слепой?
«Никогда, — мысленно поклялась она. — Я не могу снова так с ним поступить. Или с собой».
— Расмус… — начала она.
— Все хорошо, — быстро сказал он. — Знаю. Это было прощание, да?
Она кивнула.
— Должно быть. Это… неправильно. Не из-за законов, а потому что… я использую тебя, — было облегчением произнести это, хоть она и ненавидела себя за правду. — Каждый раз, когда что-то не так, я бегу к тебе. Даже не к тебе, к этому… пребыванию с тобой. Так я чинила себя. Я не знала раньше, клянусь. Если бы я знала, я бы…
Он молчал мгновение.
— Я не был против, — тихо сказал он.
Казалось, пол под ней проваливается. Он знал. Он все время знал. И позволял ей это делать.
— Даже если ты использовала меня, хотя я называю это не так, я поддавался, — продолжил он. — Даже приветствовал. Я хотел быть с тобой при любых условиях. Это меня не красит.
Печаль знала, что он пытается сказать и сделать, но это не мешало стыду опалять ее кожу жаром.
— Прости.
— Прошу, не надо, — он словно хотел погладить ее по волосам, но замер и опустил руку. — Я не жалею ни о мгновении этого.
— И я. И никогда не жалела.
— Однажды мы сможем быть настоящими друзьями, — сказал он тихо. — Не в ближайшее время. Но однажды.
— Надеюсь, — прошептала Печаль.
— Я это знаю. Мне просто нужно пару веков, чтобы прийти в себя, — он попытался улыбнуться, и Печаль кивнула. — Ты вернешься на бал? — спросил он.
— Нет, — сказала Печаль. — А ты?
— Нет, — он выглянул за дверь. — Чисто. Можно идти.
— Прощай, Рас.
— Прощай, Печаль, — сказал он. Его губы нежно изогнулись, он отвернулся от нее.
Печаль долго оставалась на месте, брала себя в руки, а потом вышла в коридор. Бал звучал бодро, как и раньше, и она увидела Лувиана, общающегося с Эйрлис и бароном. Они улыбались.
Лувиан заметил ее и пошел за ней, догнал в дверях крепости.
— Я думал, ты ушла в комнату. Я послал Иррис за тобой.
— Нет. Я ходила подышать воздухом. А теперь иду к себе.
— Фейерверк вот-вот начнется. Не хочешь посмотреть?
Печаль покачала головой.
— Я лучше найду Иррис.
— Хорошо, — кивнул Лувиан с грустными глазами. — Я скоро вернусь.
Карета подъехала к маленькому замку, над ней послышался свист, и она подняла голову и увидела взрыв красок на небе, красные и зеленые вспышки падали, угасая. Через миг появилось еще две вспышки, раздались хлопки. Она замерла на ступеньках и смотрела, как небо сияло, озарялось цветными огнями снова и снова, в летнем воздухе пахло дымом. Почему-то ее горло сдавило, глаза щипало от слез. Когда остался лишь дым, парящий перед полумесяцем, она пошла дальше, ощущая себя странно пустой.
В замке было тихо, и она пошла в свои комнаты, обнаружив их пустыми. Она упустила Иррис. Она думала, идти ли искать ее, она знала, что должна, она уже обидела достаточно людей, Иррис добавлять не хотелось. Но она хотела искупаться и спать. Может, хороший отдых сотрет отчаяние, которое она не могла убрать.
Она села на край ванны, пока та наполнялась, звук был схож с фонтаном в зале, и она покраснела от воспоминания того, что произошло. Она резко встала и начала заплетать волосы, прошла к зеркалу, чтобы закрепить косу, а потом сняла платье и надела мягкий халат.
Главная дверь в их покои открылась.
— Иррис? — позвала она.
Ответа не было, и она выключила воду.
— Иррис, это…
Большая фигура в капюшоне и маске появилась на пороге.
Сыновья Раннона.
32
Башня
Печаль попятилась.