К тому же членство в партии предохраняло их от тревог, связанных с масштабной безработицей, возникшей вследствие введения рынка труда, заставившего руководителей предприятий освобождаться от неквалифицированных и бесполезных работников. Вместо того чтобы обивать пороги восстановленных бирж труда[52], они приходили в губкомы, райкомы и укомы партии и получали направление на работу независимо от их квалификации или образования. Получившие столь «ценные» кадры руководители хватались за голову: «люди пришли в партию, а делать ничего не умеют», но поделать ничего не могли.
Как известно, наилучший способ обезвредить никчемного работника – выдвинуть его на руководящую работу.
После кампаний массового призыва парторганизации были вынуждены непропорционально много внимания уделять политическому просвещению новобранцев и их последующему выдвижению на партийную, советскую и профсоюзную работу, порождая тем самым вал шариковых, возглавлявших порой специально под них придуманные бессмысленные конторы. В результате процент коммунистов-рабочих снова снижался, а самотек в партию служащих и прочих, только что проходивших по графе «рабочий», усиливался. Партия медленно, но верно превращалась в партию бюрократов.
До октября 1917 года и даже в начале Гражданской войны РСДРП (б) и РКП (б) были вполне демократичными организациями. Участие в них было делом свободного желания их членов и потому манипулировать ими было невозможно. Борьба за власть в самой партии, имевшая призом партийную кассу, влияние на партийные органы и печать, велась исключительно с помощью убеждения. Даже Ленин не раз оставался в меньшинстве и должен был заново отвоевывать свою власть в партии. Можно было иметь свое мнение, не соглашаться с правящими органами, оспаривать их решения. Эта свободная борьба внутри партии создала длительную привычку внутрипартийной свободы, которая в рассматриваемый период еще существовала.
Первым ударом по партийной демократии стала пресловутая резолюция Х Съезда РКП (б) «О единстве партии», в которой по настоянию В. И. Ленина, продавливавшего введение НЭПа, было принято решение запретить фракции и группировки в РКП (б). Теперь всякое инакомыслие можно было объявить фракционной борьбой с соответствующими последствиями, в том числе исключением из партии. Еще в 1919 году ЦК РКП (б) определил: «Исключение из партии есть тягчайшая мера наказания члена партии; исключение из партии есть гражданская и политическая смерть для исключенного, так как каждая партийная ячейка должна принять меры к тому, чтобы исключенный из партии не мог занять не только ответственного поста, но и получить простую работу в каком-либо советском учреждении»[53]. Ни дать ни взять гражданская казнь, легко переходившая в натуральную в годы репрессий.
Вторым ударом стало распространение принципа назначения аппаратом партийных руководителей, хотя до этого они избирались партийными массами.
Этот принцип был закреплен в новом Уставе РКП (б) в 1922 году. С лета 1922 по осень 1923 года из 191 секретаря губернских комитетов ВКП (б) выбранными оказались лишь 97, остальные были назначены и, следовательно, от возглавляемых ими организаций никак не зависели. Игнорирование принципов демократии возводилось в партийную норму[54]. Начиная с состоявшегося в 1925 году XIV Съезда ВКП (б) делегатами съездов становились не выбранные своими партийными организациями, а назначенные вышестоящими партийными органами люди.
Политбюро оправдывало эти нововведения, ссылаясь на политическую неграмотность 60–70 % рядовых коммунистов. «Управляющая такой страной, как наша, Российская коммунистическая партия не может не быть строго централизованной организацией. Но в очень значительной степени этот факт объясняется и тем, что культурно-политический уровень всей массы членов партии слишком отстал от уровня руководящих слоев ее», – писал в газете «Правда» Г. Е. Зиновьев[55].
Пока демократические традиции в партии были еще сильны, многие коммунисты с дореволюционным стажем или вступившие в РКП (б) во время Гражданской войны пытались протестовать против ползучего захвата партии аппаратом. Сначала возникла «рабочая оппозиция»[56], потом в октябре 1923 года против «бездушных партийных бюрократов, которые каменными задами душат всякое проявление свободной инициативы и творчества трудящихся масс» выступил Троцкий. Затем в ЦК поступило так называемое «заявление 46»[57] о внутрипартийном режиме, когда не партия принимает какие-либо решения, а всем командуют бюрократы – партийные секретари.
56
Крашенинников П. В. Всадники Апокалипсиса. История государства и права Советской России 1917–1922 гг. М.: Эксмо, 2024. С. 190.
57
Это письмо шло от союза двух групп: старой группы демократического централизма, в которой наибольшую роль играли Осинский, В. Смирнов, Дробнис и Сапронов, и новой группы единомышленников Троцкого во главе с Пятаковым. Их платформу поддержали и лидеры разбитой «рабочей оппозиции» Шляпников и Медведев (подробнее см.: Коммунистическая оппозиция в СССР. 1923–1927. Из архива Льва Троцкого: В 4 т. Т. 1 (1923–1926) / Сост. Ю. Фельштинский. Вермонт, 1988. С. 83–88; Дискуссия 1923 года: Материалы и документы. М.; Л., 1927. С. 9–10).