В начале 2000‐х годов Майсем первый год училась в старших классах небольшой школы, в которой был всего лишь один компьютер, подключенный к интернету. Но все же Майсем с друзьями были заинтригованы: они сели за компьютер и начали щелкать мышкой.
«Было любопытно, – рассказывала она. – До школы я никогда не видела интернета. А теперь с помощью этой машины я могла скачивать и читать статьи и книги. Интернет был под жесткой цензурой, поэтому читать все подряд было нельзя. Но нам действительно открылся новый мир. Я увидела мудрость нашего времени. Многие говорили, что Китай скоро станет центром притяжения мировых технологий и экономики. У нас было более миллиарда человек, все начинали интересоваться интернетом, хотели оставить в прошлом трудные времена и превратить Китай во что-то большее».
Это был шанс обратить вспять «век унижения», как коммунистическая партия называла длительный период, когда Китай подвергался эксплуатации, насилию и ослабляющему влиянию со стороны иностранных держав.
В то же время в Синьцзяне происходило культурное пробуждение иного рода.
«Это была могучая смесь этнического национализма, религиозного влияния ислама, китайского коммунистического мышления и западной либеральной мысли, – говорил мне Эсет Сулайман, уйгурский историк-интеллектуал, живущий в Вашингтоне. – Так как в действительности все это не могло сосуществовать одновременно, ситуация вылилась в конфликт, противоборство и появление фракций».
Уйгурский писатель-экзистенциалист Перхат Турсун, испытавший влияние французского писателя Альбера Камю, в 1999 году опубликовал свой скандальный роман «Искусство самоубийства». В нем был описан суицид – для общества, закрытого при коммунизме, а теперь находившегося под влиянием суннитского духовенства, эта тема была шокирующей. В роли цензоров должны были выступать редакторы государственных издательств. Турсуну угрожали смертью, и он превратился в символ либеральной мысли для бурно развивавшейся литературной сцены.
«Он бросил вызов запретам, – сказал мне его друг, поэт Тахир Хамут. – Консервативные писатели и исламисты были глубоко опечалены».
В одной из школ в южном Синьцзяне было устроено сожжение экземпляров «Искусства самоубийства». От Турсуна ушла жена, не выдержав угроз толпы в адрес их семьи. Хамут, Турсун и другие стали отказываться от традиционных журналов и газет, подлежавших государственной цензуре, и начали публиковать свои произведения на множившихся сайтах на уйгурском языке, которые каким-то образом избегали государственного контроля.
«Не поймите нас неправильно. В Китае все еще продолжались репрессии, – говорил мне Абдувели, один из сетевых писателей. – Людей сажали в тюрьму, обвиняя в подрывной деятельности. Но мы искренне считали, что ситуация улучшается, что мы живем в эпоху глобализации и никакое правление железной рукой не может длиться вечно».
«Это было волнующее время, полное надежд, – вспоминала Майсем, когда мы беседовали много лет спустя в совсем другой стране. – Но была и проблема. Кое-что мы проглядели: те же силы, что возвысили нас, могли привести к нашему падению».
Глава 4
Восхождение Китая
Нет такой силы, что могла бы поколебать фундамент этой великой нации.
По мере того как Китай укреплял свое новообретенное положение в мире с помощью торговли, экономического роста и технологий, Майсем испытывала патриотическую гордость: «Став старше, я поняла, что хочу стать дипломатом. Мне хотелось служить своей стране и совершить что-нибудь выдающееся, значимое».
15 июня 2007 года Майсем приступила к сдаче государственного экзамена: два дня подряд по шесть часов изнурительных вопросов по математике, литературе и истории. «Я страшно переживала из-за результатов, – рассказывает она. – Потом на почту пришло письмо». Открывая конверт, Майсем и ее родители затаили дыхание.
«Я получила один из самых высоких баллов во всем Синьцзяне. Для меня это значило все – я могла собираться в Пекин, в столицу. Но было страшно, ведь я никогда раньше не уезжала из дома».
Три месяца спустя, в сентябре 2007 года, отец отвез Майсем в Пекин, где ей предстояло приступить к учебе на факультете социальных наук.
«Я увидела девочку, которая показалась мне дружелюбной, и мы познакомились, – вспоминала студентка-медик, которая стала для Майсем близкой подругой, хоть и была немного старше. – Они с отцом стояли в кафетерии, когда прощались. Она плакала».
Но Майсем была и воодушевлена: «Я попрощалась с отцом и отправилась на занятия в столице. Пекин одновременно и пугал меня, и манил к себе».